"Людмила Свешникова. Танголита" - читать интересную книгу автора

Первым делом бабушка откопала свой сундучок и развесила во дворе сушить
свою жакетку, а патефон обтерла чистой тряпицей и опять спрятала. Это было
все, что осталось от погибших, да еще чудом уцелела на стене застекленная
фотография, но она совершенно поблекла, с трудом можно было различить фигуры
отца и мамы, проглядывающие как сквозь густую дымку. На месте лиц остались
серые пятна.
Послевоенные годы были трудными. Кормились мы с бабушкой огородом, она
выбивалась из сил, а от меня еще было мало толку.
Жизнь постепенно налаживалась. Н-ск восстанавливался, подновлялись
дома, подновили и танцплощадку в городском парке. С мальчишками мы бегали
смотреть на танцы, а безногий инвалид, завклубом, доверял нам менять
пластинки на радиоле.
В один из майских дней бабушка напекла роскошных пирогов с рыбой,
капустой и повидлом. Мне она пояснила: "Десять лет, как принял господь
чистые их душеньки..."
За грустным застольем соседи молча выпили по стопке и заели пирогами.
Около двух пустых стульев на столе стояли рюмки, накрытые кусочками пирогов,
словно бы отец и мама незримо присутствовали тоже. В тот день ко мне пришло
понимание: никогда я не увижу своих родителей и даже, что наполнило
нестерпимой горечью утраты, не помню родных лиц.
Народ за столом выпил по второму разу, пожелав "землю пухом", и тут
бабушка совершила непредвиденное - водрузила на стол патефон и принялась
крутить заводную ручку. Она, проржавев за десять с лишним лет, крутилась
вхолостую - пружина лопнула. Бабушка положила перед собой одну из пластинок
и вдруг, поглаживая ее рукой, пропела тонким голосом: "Когда танцует танго
Танголита"...
Я убежал в огород, спрятался в высоких лопухах и долго плакал. Мне шел
тогда шестнадцатый год...
- Да, - вздохнул Лившиц, - тяжко потерять близких! Но все же...
- Не перебивай! - остановил его Петров. - Я, кажется, начинаю понимать
твое пристрастие к темпорологии. Продолжай.
- Слезы не облегчили, - продолжил Миронов. - Я отсиживался в лопухах и
напрягал в который раз память, пытаясь проникнуть в то время, когда отец и
мать реально существовали. Потуги эти были мучительно бесплодными и еще
больше пробуждали понятую в день поминок боль утраты, которая уже не
покидала меня.
После поминок все пошло по-прежнему: школа, работа на огороде, разные
заботы по дому - бабушка стала часто прихварывать. Иногда я наведывался в
тот же городской парк. Неодолимо тянуло туда сознание, что когда-то на этой
танцплощадке танцевали ОНИ.
Патефон и пластинки бабушка держала под запором, мне же очень хотелось
послушать "Танголиту" - простенькая музыка казалась недостающим звеном в
памяти, живой нитью, связывающей меня с погибшими.
Сундучок запирался на висячий замок. Однажды я решился на кражу:
расковырял старое дерево, вырвал пробой и, запрятав пластинку под рубашку,
вечером убежал в парк.
По танцплощадке уже шаркало множество пар. Безногий завклубом
обрадовался мне и поручил менять пластинки, а сам куда-то отлучился. И тут я
решился прослушать "Танголиту". В динамиках защелкало, захрипело, но следом
пробился сквозь шумы тонкий голос скрипки. Слух мой, отбросив помехи,