"Роман Светлов. Сон Брахмы" - читать интересную книгу автора

Как только стало ясно, что сильной руки на этой войне нет, началось
делание денег. Списанные бронетранспортеры обнаруживали во дворах старейшин
горных аулов, а из списанных гранатометов подбивали русские танки. Выкуп
пленных и заложников стал необычайно выгодным, хотя и опасным бизнесом.
Проценты, которые "срубали" посредники, порой превосходили все разумные
пределы. Были и другие вещи, о которых Матвею даже не хотелось вспоминать.
О московских политических руководителях в войсках сложилось вполне
определенное мнение: "Хотят и на елку влезть, и морковку съесть..."
Непоследовательность происходящего и частые мелкие неудачи вызывали в
войсках нервозность - несколько раз доходило до того, что начинали палить
друг в друга, даже не пытаясь разобраться - свои это или чужие.
Вершиной абсурдности происходящего для Матвея стал разговор с тем
пилотом, которого он буквально вытащил с того света. Пара "сушек"
отбомбилась над аулом, тропки вокруг которого как раз ему довелось обходить.
Одну из них сбили из ПЗРК; летчик успел катапультироваться и приземлился на
труднопроходимом лесистом склоне. Высота прыжка была небольшой, и он сломал
ногу. Кое-как отцепившись от парашюта и замаскировав его камнями и ветками,
парень потерял сознание. А когда очнулся, то совсем ошалел и пополз в
сторону аула.
Матвей, понимая, что рискует, зная, что чеченцы по двое, по трое, с
собаками, сейчас прочесывают горный склон, где катапультировался летчик, тем
не менее не нашел в себе сил бросить его. И был удивлен, когда добрался до
места его приземления и увидел, что следы летчика ведут к окраине аула.
Догнав, он потащил его обратно, путая следы и уговаривая:
- Не стони. Терпи. В госпитале наорешься всласть. Аул рядом, услышат.
- Ну и что, - бормотал в ответ летчик, по бледным щекам которого текли
ручейки холодного пота. - Ведь там тоже люди живут...
- Да ведь ты только что этих людей бомбил!..
- Правда?.. Но ведь люди же они, не звери...
Матвей не стал распространяться о том, что думают эти люди по поводу
русских летунов, а просто вколол ему лишнюю дозу болеутоляющего. В течение
нескольких часов летчик тащился, держась за плечи "следопыта", порой впадая
в забытье и обвисая на спине Матвея, как тяжеленный мешок с картошкой.
Спасла их только волчья выносливость Матвея, которую тот неожиданно
обнаружил в себе еще в учебке; ко всему прочему, он научился терпеливо
переносить болевой порог при нагрузках, зная, что в какой-то момент боль
отступит и придет обманчиво эйфорическое состояние второго дыхания.
И все равно спаслись они в первую очередь благодаря везению. Через
сутки он выволок почерневшего от боли и усталости летчика к аванпостам своей
части. А через несколько дней ему от летунов притащили ящик коньяка.
Настоящего, кизлярского, а не той бодяги, которую продают в московских
магазинах под маркой "Дагестанский. Пять звездочек". Отцы-командиры обещали
представить к медали. Да только, видно, забыли. И осталась лишь память о
разговоре, от которого хотелось то ли смеяться, то ли плакать.
Вернувшись из армии, Матвей приехал к отцу, который уже был назначен
настоятелем храма в Алексеевской. Они не просили друг у друга прощения - в
этом не было необходимости. Просто сели и стали рассказывать.
Потом Матвей восстановился на журналистском факультете. Акклиматизация
заняла не один месяц, но Шереметьев-младший обладал живым умом и, как
выяснилось, хорошей приспособляемостью. Иногда он напоминал себе кота,