"Феликс Светов "Отверзи ми двери" (Роман, 1927)" - читать интересную книгу автора

жесткость, а холодность, равнодушие...
- Я всего лишь хочу последовательности от человека, если он взялся
размышлять, - резал Костя. - А то, знаете, у нашего интеллигента постоянно
так вот, все ему плохо - и внутри, и вокруг, и все он на свете знает -
что, откуда, зачем. Но, заметьте, смирения при этом ни на грош, полная
путаница - однова живем! Но гадости делать все-таки не хочет - по мере
возможностей конечно - чего-то стыдится, хотя стыдиться, между прочим,
нечего, если ты от обезьяны произошел, а она, как и дерево, от атома. Чего
там - бери, что плохо лежит! Но он все почему-то стесняется, в карман не
лезет, хоть и готов уже взять, только чтоб видимость соблюсти, что не из
чужого кармана, а вроде ему дают за благородство. Но это ладно, он все
равно знает, вот что интересно, убежден, ему это вдолбили как правила
умножения, что он и венец творения, и звучит гордо, и что мир победит
войну, или впрочем наоборот - не в этом суть. Но вот, скажем, жена
изменит, с работы погнали, дочка за прохиндея замуж вышла или еще того
веселей - влипла, ну, тут он совсем впадает в отчаяние, в панику - трава у
него уже не зазеленеет! Ну, и стреляйся тогда, все равно лопух из тебя
вырастет - небось зазеленеет лопух-то! Или плюнь на свое нелепое
благородство, обезьяна не стесняется, нагишом в клетке прыгает, ну и
хватай что плохо лежит - все равно хватаешь!.. Но на это уж и нет
смелости, печаль, видите. Да не печаль, так, слякоть...
Лев Ильич глядел на Веру, такая в ней была обнаженность, будто и у него не
глаза - рентгеновские лучи... "Да это ведь всем заметно!" - вскинулся он.
Как же она живет, бедняжка - не солги, не умолчи - все наружу! А что это
она так за него переживает, или очень и верно жалок, а несчастненького
почему бы не пожалеть - тоже как огурцы с медом, дедовская традиция...
- Вы все не так говорите... - Вера у Кости взяла спички, две сломала, Лев
Ильич свою зажег, она прикурила. - То есть, правда все и еще можно бы
добавить кой-чего поважней. Но нельзя так, тут опасно: вот вы нашли что-то
или вас одарили, а он - гибни? Нет, тут другое, тут удивительная любовь к
себе, ослепление... Это верно, все он знает, ни в чем не усомнится и
никакой загадки, ну там почему гром гремит или после весны - лето, а
феодализм сменяется капитализмом. Это понятно, написано в книжке, а учился
прилежно. Но почему он себя так любит? Ведь своей жизнью недоволен, все
ругает, надо всем смеется, в окно посмотрит - нелепость, задумается -
глупо все, жизнь его висит на волоске, он свой дом строит-строит, таскает
по кирпичику, такие муки испытывает - достань-ка кирпич и не запачкайся! -
а дом этот разрушить, ну, ничего не стоит - дунет кто посильней, где он,
дом этот? Он и боится, ясное дело, нервничает. Но я сейчас про другое. Ему
ведь и в голову не приходит усомниться, может, он все-таки в чем-то
неправ, не так построил, не туда строит, не на то тратит силы, может, не
знает самого главного, чего ради можно б и про дом позабыть, про машину,
что с таким трудом, - а ведь как трудно, как ему все трудно достается! Но
можно и перечеркнуть свою бывшую жизнь, все начать с начала никогда не
поздно... Вот тут вы, Костя, и не правы, когда у человека отнимаете
будущее, он еще все может, все у него в руках до самого конца, только надо
перестать себя любить. То есть, и эту свою слабость, и свое страдание -
неважно, копеечное оно или настоящее - а кто знает, оценить чужое
страдание кто может, вы, вот, скажем, мое? И силу свою, и то, чего достиг,
и знания... А что он там знает-то, Господи, стыдно сказать, какая степень