"Невероятная победа" - читать интересную книгу автора (Лорд Уолтер)

Глава 11. Портрет императора

На этот раз противник был обнаружен легко. Примерно в 16.45 лейтенант Эрл Галлахер заметил предательские кильватерные следы в 30 милях на северо-западе. Несколькими минутами позже он опознал авианосец и полдюжины других кораблей, идущих на запад. Снизившись до 19 000 футов, Галлахер описал круг над японским соединением, чтобы атаковать его из-под солнца. Далеко внизу корабли противника шли прежним курсом, даже не подозревая о присутствии американцев.

В 16.58, четко построившись по эскадрильям и дивизионам, пикирующие бомбардировщики камнем ринулись вниз. Выходя на цель, Галлахер передал приказ: самолетам "Энтерпрайза" атаковать авианосец, группе "Йорктауна" ближайший линкор. Затем, как обычно, совершенно внезапно откуда-то сверху, появились "Зеро". Они налетели настолько стремительно и настолько не давали перевести дух американским летчикам, что точно определить их количество было просто невозможно.

Японские истребители дрались за свою последнюю полетную палубу, и это придавало им ярости. Их первой жертвой стала отставшая от строя машина младшего лейтенанта Вебера. Сам Галлахер подвергся атаке, когда вышел из строя, чтобы начать пикирование. Какую-то долю секунды истребитель противника несся прямо на него, а затем исчез, когда Галлахер со скольжением на крыло пошел в боевой разворот. В следующее мгновение с диким криком ярости он пошел вниз, ведя свою "сборную" эскадрилью на последний находящийся в строю японский авианосец.

Заметив наконец опасность, авианосец в отчаянной попытке избежать попаданий стал тяжело разворачиваться влево. Галлахер уже не мог откорректировать свое пикирование. Тогда он стал резко выходить из пике, не сбросив бомбы, надеясь сделать это прямо над кораблем. Такие трюки иногда удавались, но на этот раз ничего не вышло. Сначала сам Галлахер, а затем несколько других пилотов 6-й бомбардировочной эскадрильи положили бомбы за кормой авианосца.

Видя это, лейтенант Дэйв Шамвей, ведущий группы с "Йорктауна", перенацелил свои бомбардировщики, которым было приказано атаковать линкор, на авианосец. Его самолеты ринулись вниз, совершенно смешавшись с бомбардировщиками Дика Беста. Это был один из тех моментов, который мог бы довести до припадка любого преподавателя в училище морской авиации в Пенсаколе.

"Зеро" продолжали свои атаки, с великолепным мастерством демонстрируя сложнейшие фигуры высшего пилотажа. Один истребитель сделал заход на бомбардировщик младшего лейтенанта Гобса, проскочил над ним, перевернулся через крыло и молниеносно совершил второй заход - и все это за то время, пока Гобс пикировал на цель. Другой "Зеро" штопором стал падать вниз, напоминая сорванный с дерева лист, чтобы не выпустить из придела бомбардировщик лейтенанта Боттомлея. Было видно, как, объятые пламенем, рухнули в море машины лейтенанта Вайсмана и Батлера.

Казалось, авианосец сможет избежать попаданий. Его искусное маневрирование, яростные атаки "Зеро", шквальный зенитный огонь должны были сорвать атаку пикирующих бомбардировщиков. Младший лейтенант Хенсон видел, как несколько пилотов, пикировавших перед ним, промахнулись. Затем, едва не воя от злости, он наблюдал, как и его собственная бомба прошла мимо цели. Выходя из атаки, Хенсон уныло поглядел вниз, и его настроение мгновенно переменилось. Одна... две... три бомбы попали в авианосец одна за другой. Кому принадлежат лавры этих попаданий - неизвестно. Обе авиагруппы пикировали вместе и до сих пор спорят о том, кто именно уничтожил последний авианосец Нагумо. Разобраться в этом, конечно, невозможно. Но в любом случае дело было сделано, причем настолько хорошо, что два последних самолета снова перенацелились на линкор. Уже казалось излишним тратить бомбы на авианосец - его полетная палуба была разбита вдребезги.

Стекла брызнули во все стороны из иллюминаторов ходовой рубки авианосца "Хирю". Первое попадание пришлось прямо в платформу носового самолетоподъемника и разрушило полетную палубу от носа почти до островной надстройки. Взрывной волной капитан 2-го ранга Кавагучи был сброшен с поста управления авиацией на полетную палубу. Чудом уцелевший, он вскочил на ноги и снова был сбит с ног еще одним попаданием в район мостика.

Глубоко внизу, в машинном отделении авианосца, лейтенант Мандаи почувствовал, как тяжело тряхнуло корабль. Освещение погасло, пришлось перейти на аварийное. В помещение по системе вентиляции начал поступать дым. Когда двое мотористов, посланные за обедом, открыли люк, вслед за ними в машинное отделение ворвалось пламя.

В помещении для инструктажа спавший на диване лейтенант Хасимото проснулся от страшного грохота. Он выскочил на полетную палубу и, застыв на месте, увидел невероятную картину: прямо напротив мостика вертикально вверх была задрана платформа носового самолетоподъемника. Из-за этого с мостика ничего нельзя было видеть по курсу корабля. Машины были в порядке, авианосец все еще давал 30 узлов, но эта проклятая платформа, совершенно закрывая обзор с мостика, не давала возможности маневрировать. Однако ход был, а основная пожарная система продолжала работать. Капитан 3-го ранга Каноэ, приказав затопить боевые погреба, быстро организовал матросов для борьбы с огнем.

Капитан 2-го ранга Кавагучи стоял недалеко от островной надстройки, наблюдая за тушением пожара. Командиру авиационной боевой части ничего не оставалось делать - начиная от носа, полетная палуба на треть своей длины представляла собой огромный кратер. Затем Кавагучи увидел, как несколько огромных столбов воды поднялись примерно в 50 ярдах от корабля. Кавагучи взглянул вверх. В просвете облаков он с удивлением увидел величественный строй летающих крепостей. Как будто они мало уже получили, их еще бомбили "летающие крепости".

Шесть тяжелых бомбардировщиков Б-17 майора Джорджа Блэки получили приказ перелететь с Гавайских островов на Мидуэй, с тем, чтобы еще более усилить ударную мощь атолла. Пробыв в воздухе около 7 часов, они уже на подлете к Истерн-Айленду получили с Мидуэя приказ, не садясь, атаковать японское соединение. Майор Блэки провел короткое совещание по радио. Достаточно ли у них горючего? Мидуэй передал, что противник находится в 170 милях северо-западнее - туда и обратно выходило чуть больше 400 миль полета. Это означало, что они будут вынуждены выйти в атаку на высоте 3 600 футов. Абсурдно низко, но делать было нечего - майор Блэки отдал приказ об изменении курса.

Чуть позднее, в 18.00, капитан Найк Уайткер, ведущий трехсамолетного дивизиона, заметил прямо по курсу далеко на горизонте клубы черного дыма. Приблизившись, он опознал горящий авианосец, окруженный многочисленной компанией крейсеров и эсминцев. Но не все молодые пилоты, "зеленые" выпускники летных училищ, могли действовать так отчетливо, как капитан Уайткер.

Лейтенант Чарльз Кройвел, 2-й пилот в одном из Б-17, даже понятия не имел, что там внизу был противник. Когда поступил приказ приготовиться к сбросу бомб, лейтенант полагал, что самолет заблудился и просто освобождается от лишнего груза. Заблуждение, однако, продолжалось недолго. Когда летающие крепости повернули на авианосец, появились "Зеро", и все корабли внизу открыли огонь. Зенитный снаряд повредил крыло одного бомбардировщика, осколки разбили носовой колпак другого, сбив с ног бомбардира. Но тяжелые бомбардировщики прорвались через все преграды. Отбиваясь от истребителей, они, ревя моторами, сбросили свои бомбы и ясно видели взрыв на палубе авианосца.

Примерно в это же время над японским соединением появились еще 4 летающих крепости полковника Суини взлетевшие с Мидуэя. Авианосец внизу был поврежден, и они занялись тяжелым крейсером. Несколько позднее с Мидуэя взлетел капитан Уайтейл с двумя тяжелыми бомбардировщиками. Авианосец противника еще горел, но Уайтейл на всякий случай решил атаковать его, а второй Б-17 сбросил бомбы на линейный корабль.

Между тем к месту боя подошел лейтенант Стиббинс, ведя за собой пикирующие бомбардировщики с "Хорнета". Он также решил, что с авианосцем покончено, и атаковал два корабля охранения, один из которых в это же время бомбил полковник Суини.

Путаницы и неразберихи было много, но это уже не имело большого значения - атака была легкой. Последние японские истребители, израсходовав горючее, падали в море. У японцев уже оставалось мало средств продолжать борьбу.

Когда все американские летчики в конце концов повернули домой, оценка ими своих действий была столь же прекрасной, как и провожающий их Тихоокеанский закат. Лейтенант Стиббинс доложил о трех попаданиях в линкор и двух - в крейсер. Пилоты летающих крепостей были еще более самонадеянными: попадание в горящий авианосец, в линкор ив крейсер, потопленный эсминец плюс целый ассортимент близких смертоносных разрывов. Они и сейчас с трудом верят в то, что не добились ни одного попадания.

Старший офицер линейного корабля "Харуна" капитан 1-го ранга Мичисо Цутсуми следил за двумя бомбардировщиками, идущими в крутом пике прямо на мостик линкора. Один из них, казалось, уже никогда не выйдет из пике, настолько он снизился - Цутсуми мог ясно видеть лицо пилота. Затем, в какую-то последнюю секунду, бомбардировщик резко выровнялся уже на такой высоте, что задел хвостом за антенну линкора. Каким-то чудом бомба не попала в линкор, а с оглушительным грохотом взорвалась за кормой. В течение следующего часа все соединение подверглось атакам: в 17.30 пикирующие бомбардировщики атаковали тяжелый крейсер "Тонэ", в 17.40 "летающие крепости" - "Харуну", в 17.50 пикирующие бомбардировщики - тяжелый крейсер "Тикума", в 18.15 "летающие крепости" - авианосец "Хирю". Казалось, эти атаки никогда не закончатся. Но, наконец, измученные сигнальщики крейсера "Тикума" заметили, что последние атакующие самолеты противника уходят и соединение имеет шансы передохнуть. Невероятно, но ни один корабль не получил попаданий. Близкие разрывы за кормой линкора "Харуна" погнули несколько листов обшивки и заклинили дальномер на башне главного калибра. Кроме того, один из низколетящих бомбардировщиков обстрелял палубу "Хирю", повредив зенитное орудие и убив несколько человек. Однако для авианосца "Хирю" уже не имело значения, сколько он теперь имеет зенитных орудий. Капитан 1-го ранга Каку отлично понимал, что его единственной надеждой на спасение был быстрейший уход из района боя. Если удастся выйти за пределы радиуса действия американской авиации, то, может быть, удастся зализать раны и вернуться в Японию.

Телефонная связь еще работала, и Каку вызвал на мостик своего старшего механика капитана 2-го ранга Кунизо Айзо, приказав ему продолжать поддерживать скорость в 30 узлов. Айзо доложил, что центральный пост управления машиной совершенно не пострадал, а пожар в машинном отделении No 4 потушен. До трех других машинных отделений он не смог добраться, поскольку все проходы были отрезаны огнем, но он говорил с ними по телефону, и из блокированных отделений доложили, что у них все в порядке. Были жалобы только, что очень душно и дымно.

Айзо, по-видимому, был оптимистом. Пока он докладывал командиру обстановку, в машинном отделении No 4 лейтенант Мандаи взглянул на подволок и заметил, что белая краска на нем начала таять. Расплавленная краска стала капать вниз, обжигая людей, и даже стала причиной небольшого пожара. Когда краска исчезла, подволок стал накаляться и, в конце концов, раскалился докрасна. Никто об этом не говорил, но все понимали, что они отрезаны от остальных огнем, бушующим наверху.

В нескольких сотнях ярдов от горящего авианосца, в надвигающихся сумерках, рассекал волны линейный корабль "Кирисима". Линкор имел приказ быть готовым к буксировке в случае, если на "Хирю" выйдут из строя машины. Когда стемнело, на линкоре поняли, какой опасности они подвергаются. Языки огня на "Хирю" время от времени вырывались высоко вверх, служа отличным маяком для подводных лодок противника. В конце концов командир "Кирисимы" капитан 1-го ранга Ивабучи радировал адмиралу Нагумо, прося разрешение отойти от авианосца.

В 18.37 Нагумо передал на линкор приказ оставить "Хирю" и присоединиться к крейсеру "Нагара". "Кирисима" повернул на северо-запад, и, когда линкор стал медленно удаляться от горящего авианосца, старпом "Кирисимы" капитан 2-го ранга Хонда задумчиво глядел на оставляемый "Хирю". Авианосец выглядел черным на фоне заката, а из каждого его бортового портика вырывались языки огня. На расстоянии маленькие тонкие языки пламени напомнили ему фонарики - сотни бумажных фонариков, которые зажигают по праздникам у него на родине.

Глядя на тяжело накренившийся "Йорктаун", капитан 2-го ранга Гартвиг с трудом подавил вздох. Почти два года его эсминец "Рассел" входил в состав охранения авианосца и стал как бы частью его. Теперь же его приходится бросить на произвол судьбы.

После снятия экипажа с "Йорктауна" адмирал Флетчер приказал кораблям охранения идти на соединение с силами адмирала Спрюэнса. Приказ есть приказ, но от этого не становилось легче. В голове у Гар-твига все время вертелась фраза из "Гамлета": "Увы! Бедный Йорик, я так хорошо знал его!"

Очень многие считали оставление "Йорктауна" преждевременным. Авианосец держался на воде, пожар был потушен, крен не увеличивался, и крейсер "Портленд" был готов начать буксировку. Однако адмирал Флетчер, взвесив все факторы - возможность новой атаки, находящиеся где-то поблизости тяжелые корабли противника, подводные лодки, - приказал отходить. Наступала ночь, и опасность быть пойманным у брошенного авианосца становилась вполне очевидной. В 17.38 Флетчер отдал приказ всем следовать на восток. Следующие 35 минут "Йорктаун" один покачивался в надвигающейся темноте. Затем в 18.13 был передан новый приказ: "Эсминцу "Хьюджес" вернуться к авианосцу и остаться возле него".

Остальные корабли 17-го оперативного соединения двинулись на соединение со Спрюэнсом, который еще принимал самолеты, возвращающиеся после завершающих ударов по противнику. Снова встревоженные взгляды пересчитывали возвращающиеся бомбардировщики, ища признаки повреждения или жертв. Но на этот раз напряжение было гораздо меньшим, чем утром, главным образом благодаря радио. Эфир был заполнен радостными криками пилотов и шутками: "Эй! Им уже нечем нас сбивать, разве что помойными ведрами!" "Ого! В меня, кажется, летит помойное ведро!"

На этот раз на авианосец не вернулись три машины, а три других были тяжело повреждены. У самого Галлахера при выходе из пике открылась старая рана в спине. Боль буквально убивала командира авиагруппы. Он не в силах был даже нагнуться, чтобы выпустить посадочный гак. Однако без выпущенного гака на авианосец совершить посадку было невозможно. Не могло быть и речи о посадке на воду - Галлахер отлично понимал, что со своей больной спиной он никогда не выберется из машины. Галлахер отвернул в сторону, пропуская на посадку остальных, отчаянно пытаясь выпустить посадочный гак. Теряя сознание от боли, лейтенант все-таки ухитрился дотянуться до рукоятки выпуска гака и в 18.34 посадил свой самолет на палубу "Энтерпрайза".

Уныние царило на временном флагманском корабле адмирала Нагумо легком крейсере "Нагара". Сам Нагумо вспоминал былые дни, когда он командовал эсминцем и говорил что-то невнятное о ночных торпедных атаках, которые следует навязать противнику с наступлением темноты. Начальник штаба соединения адмирал Кусака лежал на койке в маленькой каюте, мучаясь от растянутых сухожилий на ногах. Когда он был нужен на мостике, то один здоровенный матрос нес его туда, как свиную тушу. Это была смешная картина, в какой-то мере символизирующая беспомощность и бедственное положение всего соединения Нагумо.

А на мостике "Ямато" адмирал Ямамото наконец начал осознавать весь ужас положения, лихорадочно обдумывая план дальнейших действий. Еще в 12.20, узнав о выходе из строя трех авианосцев Нагумо, главком отдал новый четкий приказ по Объединенному флоту. Транспортам было приказано временно отойти. Подводным лодкам - занять позиции несколько восточнее их линии. Адмиралу Какута - оставить Алеутские острова и спешить на юг с легкими авианосцами "Рюдзе" и "Джунье". Адмиралу Кондо отдавать приказы не было нужды - он уже спешил на север со своими линейными кораблями и авианосцем "Дзуйхо". Сам Ямамото продвигался на восток, ведя могучий "Ямато", два других линкора и авианосец "Хосе". При благоприятных обстоятельствах эти соединения включая четыре легких авианосца должны были соединиться с Нагумо в течение ночи.

Первым должен был появиться Кондо - его соединение находилось всего на расстоянии 300 миль от Нагумо. Ямамото надеялся, что если все эти корабли построить вокруг "Хирю" и его мощного прикрытия, то этого будет достаточно, чтобы добить американский флот. Кроме того, оставалась и первоначальная цель операции - сам Мидуэй. Не собираются ли американцы превратить Мидуэй в непотопляемый авианосец и тем самым держать большую часть Объедиценного флота под постоянными ударами своей авиации?

"Бог операций" капитан 1-го ранга Куросима убеждал главкома, что авиабаза на Мидуэе должна быть уничтожена, даже в ущерб быстрейшему сосредоточению сил. Адмирал согласился и в 13.10 радировал Кондо: "Выделите часть сил для обстрела и уничтожения авиабазы противника на "AF". Оккупация "AF" и "АО" временно откладывается". Алеутская операция была вскоре возобновлена, но захват Мидуэя отложен по меньшей мере до тех пор, пока корабли адмирала Кондо не ослабят оборону атолла. Для выполнения этой операции Кондо выделил новейшие и самые быстроходные крейсера японского флота "Кумано", "Судзуя", "Микума" и "Могами". Под командованием адмирала Такео Курита они ринулись на северо-восток со скоростью 32 узла.

Планирование дальнейших шагов было бы значительно легче, знай в штабе Ямамото хоть немножко больше о реальной обстановке. Но Нагумо отправил им единственное короткое сообщение, описывающее утренний налет, и с тех пор от него не было ни слова. В 16.55 штаб главкома запросил Нагумо по радио, требуя дополнительной информации. Никто даже не подтвердил получение этой радиограммы - возможно, потому что она пришла в самое неудачное время, когда американские пикирующие бомбардировщики внезапно атаковали "Хирю".

Адмирал Ямамото оставался в неведении: с 11.30, почти 6 часов, он не получал никаких сообщений от Нагумо. Адмирал, начиная нервничать, беспокойно ходил взад и вперед по мостику, рассеянно поднимая свой бинокль и смотря на восток, как будто таким образом можно было узнать что-то новое.

Как обухом ударило сообщение в 17.30 - "Хирю" горит в результате попадания бомб. Ямамото тяжело опустился в кресло, стоящее в центре флагманской рубки. Он не сказал ни слова. Несколько минут главнокомандующий Объединенным флотом сидел без движения как мертвый.

А на крейсере "Нагара" адмирал Нагумо продолжал носиться со своей идеей ночной торпедной атаки эсминцами. По его схеме, нужно было в определенный момент отойти на запад, затем вернуться на прежний курс и с наступлением темноты поймать американцев в ловушку, навязав им новый Ютландский бой. Разрабатывая свой план, Нагумо заметно оживился, и капитан 2-го ранга Есиоко отметил: "Старый морской волк впервые за сегодняшнее утро выглядит бодрым". Однако в 18.30 крейсер "Тикума" просигналил сообщение, которое разбило все надежды адмирала: "Разведывательный самолет No 2 в 17.13 обнаружил 4 авианосца противника, 6 крейсеров и 15 эсминцев в 30 милях восточное горящего и накренившегося американского авианосца. Соединение противника идет на запад".

Это меняло все дело. Нагумо полагал, что противник также понес тяжелые потери, а теперь выяснилось, что он повредил только один американский авианосец, а четыре других идут прямо на него. Втянуть противника в классическое морское сражение времени Ютланда - это, конечно, было бы неплохо, но ни сам Нагумо, ни его штаб не имели никакого желания связываться с такой воздушной армадой.

Интересно, что никто не подверг сомнению полученное с "Тикумы" сообщение. Ошеломленные полученным ударом, офицеры Нагумо готовы были теперь поверить во что угодно. Учитывая события минувшего утра, они имели право даже на еще больший скептицизм, и ни у кого не возникло желания проанализировать это более чем сомнительное сообщение. Все поняли, что надо поскорее убираться из этого района. В 19.05 остатки соединения повернули назад и стали уходить полным ходом от опасности, надвигающейся с северо-запада.

На "Ямато" адмирал Ямамото делал все, что в его силах, чтобы поднять боевой дух своих подчиненных. Хотя главком и сам был потрясен не меньше других, хладнокровие являлось одним из лучших боевых качеств адмирала. В 19.15 Ямамото радировал всем командующим соединениям:

"Флот противника, который фактически разбит, отступает к востоку. Силы Объединенного флота, находящиеся в этом районе, готовятся к преследованию разбитых соединений противника и одновременно к захвату "AF". Приказываю:

1. Главным силам к 3.00 5 июня быть в точке 32°08' с. ш. и 175°45' в. д. Курс 90°, скорость 20 узлов.

2. Ударному авианосному соединению, соединению вторжения (исключая 7-ю дивизию крейсеров) и соединению подводных лодок, взаимодействуя друг с другом, немедленно вступить в боевое соприкосновение с противником и завершить его разгром".

Неизвестно, как отреагировал на этот приказ адмирал Нагумо, поскольку одновременно пришло сообщение о том, что авианосец "Сорю" затонул.

Все послеполуденное время "Сорю" продолжал гореть, сотрясаясь от внутренних взрывов. Эсминцы охранения беспомощно кружили вокруг него. Перед заходом солнца, когда экипаж был уже снят с авианосца, на него был отправлен главстаршина Абэ с тем, чтобы попытаться спасти командира авианосца капитана 1-го ранга Янагимото, который отказался покинуть корабль. Абэ был чемпионом флота по борьбе и имел приказ - в случае необходимости силой заставить Янагимото покинуть обреченный авианосец. Но капитан 1-го ранга Янагимото отказался даже пошевелиться, а у Абэ не хватило духу поднять руку на своего командира. Со слезами на глазах он вернулся с авианосца один. "Сорю" медленно погружался. На стоящем рядом эсминце "Макигумо" кто-то запел японский национальный гимн. Другие подхватили его. Когда величественная мелодия гимна взлетела над волнами, нос авианосца задрался вверх, а корма погрузилась в воду. На мгновение "Сорю" застыл в этом положении - и в 19.13 все было кончено.

Через 20 минут наступила очередь авианосца "Kaгa". Все время после полудня корабль дрейфовал, лишившись хода, но оставшиеся на его борту люди продолжали бороться с огнем, пытаясь залить пожар ведрами. Это была безнадежная борьба, и перед заходом солнца эсминец "Хагикадзе" послал катер, чтобы снять с авианосца тех, кто еще оставался на борту. Матросы отказались покинуть корабль и отправили катер назад за ручной пожарной помпой. Катер вернулся на авианосец с письменным приказом, который предписывал всем покинуть корабль. На этот раз моряки подчинились. Один старый старшина, служивший на авианосце с момента его спуска на воду, плакал как ребенок: слезы стекали с его седых усов. Через некоторое время в темноте прозвучали два оглушительных взрыва, и в 19.25 с авианосцем "Кага" было также покончено.

В этот же самый момент на "Акаги" капитан 1-го ранга Аоки приказал всем уцелевшим собраться на полетной палубе. Потеряв надежду спасти корабль, Аоки поблагодарил своих подчиненных за проявленное мужество, попрощался с ними и приказал всем покинуть авианосец. Эскадренные миноносцы "Новаки" и "Араси" подошли к "Акаги", начав в 20.00 снимать с него экипаж. Адмиралу Нагумо была послана радиограмма, запрашивающая разрешения затопить "Акаги". Нагумо ничего не ответил, но тут вмешался сам Ямамото. Главнокомандующий перехватил запрос и в 22.25 радировал в ответ короткий приказ: "Не топить "Акаги".

Частично этот приказ был вызван сентиментальностью адмирала. В дни молодости Ямамото служил несколько лет на авианосце, и "Акаги" был его любимцем. Штурман "Акаги" капитан 2-го ранга Миура уже будучи на эсминце "Новаки" получил приказ Ямамото, которым он назначался командиром спасательной партии. Миура обошел на катере вокруг "Акаги", с трудом поднялся на борт и обнаружил командира, который, ожидая потопления авианосца, уже привязался к якорю. Сообщив о приказе главкома, Миура убедил своего командира перейти на эсминец и принять участие в спасении "Акаги". Капитан 1-го ранга Аоки выглядел очень подавленным (в таком настроении он оставался до конца своих дней). Он кивнул и спрыгнул в катер с "Новаки", Катер отошел, оставляя за собой черную громаду брошенного авианосца, покачивающегося в призрачном свете луны.

Пока "Новаки" и "Араси" снимали экипаж с "Акаги", другие эсминцы прочесывали район, подбирая плававших в воде людей. В основном, это были летчики боевого воздушного патруля, у которых кончилось горючее, а также моряки, сброшенные взрывами с авианосцев. Так были спасены: лейтенант Огава с "Акаги", плававший на спасательном жилете, Татсута Отава с "Сорю", державшийся за деревянный брус, главстаршина Такаеси Моринага с авианосца "Kaгa", уцепившийся за плавающую койку, и другие. Вначале было много криков, чтобы привлечь внимание эсминцев, но по мере приближения вечера их становилось все меньше. Наконец наступила тишина. Затемненные эсминцы, закончив поиск, пошли на северо-запад догонять остатки соединения.

Младший лейтенант Джордж Гей все еще плавал один под звездами ночного тихоокеанского неба. Перед закатом японский эсминец прошел так близко от него, что Гей мог разглядеть лица стоящих на палубе матросов. Гей попытался сделаться еще меньше, прячась под своей черной подушкой. Японцы его не заметили, но легче от этого не становилось. Обожженная нога страшно болела, рука кровоточила, и Гей с ужасом стал думать об акулах. Затем он успокоился, вспомнив, как кто-то рассказывал, что акулы не выносят взрывов, а взрывов здесь было более чем достаточно. Морская вода настолько разъела ему глаза, что Гей уже почти ничего не мог видеть. Он держал глаза закрытыми, открывал их только иногда, чтобы кинуть короткий, быстрый взгляд на горизонт. Этого было достаточно для того, чтобы заметить, что японцы покидают район боя. Когда стемнело, Гей развернул свой желтый спасательный плот, надул его и, вскарабкавшись, наконец почувствовал себя лучше. Младший лейтенант лег на спину в полном изнеможении, временами забываясь в дремоте, временами наблюдая за пылающим далеко на севере заревом, где японцы еще пытались спасти какой-то из своих разбитых кораблей.

Капитан 2-го ранга Есида ловко подвел свой эсминец "Казагумо" к борту горящего "Хирю". Его матросы быстро работали в темноте, выгружая пожарное снаряжение и скромный ужин из сухарей и воды для экипажа авианосца. Эскадренный миноносец "Югумо" также приблизился к "Хирю", подав на авианосец мощные пожарные шланги, переброшенные с крейсера "Тикума". Два других эсминца стояли неподалеку, готовые оказать помощь, если она понадобится. Сам "Хирю" покачивался на волне без хода. Около 21.00 корабль лишился энергии. В машинное отделение No 4 позвонили с мостика и спросили капитана 2-го ранга Айзо, смогут ли механики выбраться наверх. Айзо взглянул на раскаленный докрасна подволок и ответил отрицательно. Тогда наступила пауза, а затем с мостика спросили, есть ли у механиков какие-нибудь последние пожелания для передачи в Японию. Этот вопрос ошеломил старшего механика, приведя его в ярость. Он знал, что обстановка на корабле очень серьезна, но совсем не считал ее безнадежной, полагая, что авианосец вполне может дойти до базы. Со всей горячностью Айзо стал убеждать мостик не сдаваться, хотя и не был уверен, что его слышат слышимость становилась все глуше, а затем пропала вообще.

Какой бы ни была в действительности ситуация в момент этого телефонного разговора, судьба корабля решилась в 23.58. В этот момент что-то со страшным грохотом взорвалось внизу. Огонь, уже почти затихнувший, вспыхнул опять, распространяясь повсюду и выходя из-под контроля. Это поставило младшего лейтенанта Каваками перед необходимостью принять важное решение. На авианосце Каваками служил интендантом, и на время боя на него падала тяжелейшая ответственность - он назначался хранителем портрета императора. Обычно портрет висел в каюте командира, но перед боем его клали в специальный полированный футляр и уносили в хронометрическое помещение под броневой палубой. Считалось, что здесь портрет будет находиться в полной безопасности. Ведь никто не мог даже подумать, что придется оставить корабль. Каваками уже не мог связаться с мостиком и решил действовать самостоятельно. Терять время уже было нельзя. Взяв подчиненного ему старшину, Каваками пробился через пламя в хронометрическое помещение. Старшина завернул футляр с портретом в брезент, затем они вместе со своим сокровищем снова пробились через огонь на полетную палубу, где Каваками почтительно передал портрет Микадо на эсминец "Казагумо".

К этому времени авианосец уже накренился на 15°, вода постоянно прибывала. Никто не мог сказать, сколько еще корабль продержится на воде. В 2.30 ночи 5 июня капитан 1-го ранга Каку повернулся к адмиралу Ямагути и доложил: "Мы собираемся оставить корабль, адмирал".

Ямагути кивнул и приказал доложить об этом адмиралу Нагумо. Затем адмирал попросил капитана 1-го ранга Каку собрать остатки экипажа на полетной палубе. Около 800 уцелевших моряков сгрудились вокруг двух своих командиров, освещаемые зловещими отблесками пламени. Первым заговорил командир корабля, подчеркнув, что война еще не окончена и нужно продолжать борьбу. "Уцелевшие после этого боя, - сказал капитан 1-го ранга Каку, составят ядро личного состава нового, еще более сильного флота". Затем слово взял Ямагути, сказав морякам, что он восхищен их мужеством и чувством долга. "Я один, - закончил адмирал, - несу ответственность за гибель "Хирю" и "Сорю". Я останусь на авианосце, а вам приказываю оставить корабль и продолжать верно служить его величеству императору". Затем все повернулись лицами в сторону Японии, и Ямагути трижды провозгласил банзай в честь императора. После этого с мачты "Хирю" были торжественно спущены военно-морской и адмиральский флаги. Когда флаг страны Восходящего Солнца соскользнул с гафеля мачты, ночную тишину разорвали звуки горнов, игравших сурово-торжественный национальный гимн.

Экипаж "Хирю" стал перебираться на эсминцы, а капитан 1-го ранга Каку обратился к адмиралу Ямагути:

- Я собираюсь разделить судьбу корабля, адмирал.

Ямагути согласился, и затем они начали чисто японскую беседу, символизирующую неожиданное сближение и дружбу двух людей.

- Насладимся прекрасным светом луны, - предложил Ямагути.

- Как ярко она светит сегодня, - согласился Каку, - должно быть, это ее 21-й день.

Слышавший эту беседу старший помощник командира капитан 2-го ранга Каноэ решил, что все старшие офицеры также должны остаться на борту корабля. Он поднял этот вопрос перед ними, и все согласились. Однако это совсем не растрогало командира "Хирю". Капитан 1-го ранга Каку снова заявил, что остается на авианосце один и категорически приказал всем остальным покинуть корабль.

Начальник штаба Ямагути капитан 2-го ранга Ито попрощался с адмиралом и спросил, есть ли у него какие-нибудь последние пожелания.

- Передайте адмиралу Нагумо, - сказал Ямагути, - что я только тогда прощу ему случившееся, если он приложит все усилия для создания более мощного флота и возьмет реванш.

Затем адмирал отдал капитану 2-го ранга Ито свою фуражку, чтобы тот передал ее семье Ямагути После этого командующий 10-й флотилией эсминцев капитан 1-го ранга Абэ получил личный приказ адмирала:

- Утопите "Хирю" торпедами.

Было 4.30 - первые лучи рассвета пламенели на востоке, когда весь экипаж "Хирю" перешел на эсминец охранения. Последний оставил авианосец капитан 2-го ранга Каноэ. Когда катер подходил к эсминцам, Каноэ увидел Ямагути и Каку, которые махали руками с мостика.

В 5.10 капитан 1-го ранга Абэ выполнил последний приказ адмирала. Эскадренный миноносец "Макигумо" повернул прямо на "Хирю" и выпустил две торпеды. Одна прошла мимо, другая - с грохотом взорвалась. Больше терять времени было нельзя Абэ повернул свои эсминцы на северо-запад и стал поспешно догонять остальные корабли соединения.

В 21.30 адмирал Нагумо радировал главнокомандующему о том, что на него идут четыре американских авианосца и что он отходит на северо-запад со скоростью 18 узлов. Ответа не было, тогда в 22.50 Нагумо направил это донесение снова, слегка его изменив. На этот раз ответ пришел через пять минут Ямамото отстранял Нагумо от командования, заменив его более агрессивным адмиралом Кондо, идущим с юга со своими линкорами и крейсерами Нагумо пожал плечами, но штаб его отреагировал на это событие очень болезненно. В горячке боя у них не было времени подумать о случившемся, сейчас же времени было с избытком.

Вечером старший офицер штаба капитан 1-го ранга Оиси доложил адмиралу Кусака.

- Адмирал, мы, штабные офицеры, приняли решение покончить с собой посредством харакири, чтобы искупить свою личную ответственность за то, что произошло. Не будете ли Вы настолько любезны информировать об этом адмирала Нагумо?

Кусака немедленно приказал собрать всех штабных офицеров и устроил им головомойку.

- Как вы вообще могли додуматься до этого, - разносил своих подчиненных адмирал. - Если при каждой неудаче мы будем делать харакири, то чем все это кончится?

Категорически запретив своим подчиненный даже думать о самоубийстве. Кусака доложил об этом инциденте адмиралу Нагумо. Оказалось, что Нагумо тоже подумывает о харакири. Кусака начал горячо разубеждать командующего. Харакири ничего не докажет, кроме слабости, горазда важнее вернуться в Японию, собрать новые силы и отомстить за сегодняшнее поражение" В конце-концов Нагумо согласился с доводами своего начальника штаба.

1-e авианосное ударное соединение, потеряв все свои 4 авианосца, продолжало идти через ночь, все дальше и дальше удаляясь от места событий этого ужасного дня.