"Чжан Сянлян. Мимоза " - читать интересную книгу автора

остановился. Ладно, пусть себе сидит, все свой нос никак в покое не оставит.
В лагере таких недотеп называли "дохлыми собаками". Ни угрозы, ни
принуждение не могли заставить их шевелиться поживее.
Почему я сказал, что ее глаза "смущают"? "Сочувствуют" - было бы
точнее. Я перебирал слова, подыскивая возможно более верное. Теперь, когда
мне не голодно, в моей душе стали зреть какие-то неясные порывы, рождалось
нечто, долгие годы не имевшее выхода. Мое сердце напоминало паучью паутину,
которая, сверкая капельками недавнего ливня, тихо колеблется под карнизом.
Вдруг я почувствовал, что краснею.
Вместе с другими женщинами она ворочала навоз, который грязнил белый
снег, выделяясь на нем отвратительными лишаями. Зато удобно было следить,
сколько уже наработано. Для одного дня неплохо! После полудня, когда моя
повозка в очередной раз возвратилась с поля, бригадир крикнул: "Кончай
работу!"
Крестьяне разбрелись по домам. Она поджидала меня возле навозной кучи,
опершись на лопату.
- Когда отдохнешь, приходи ко мне, а?
- Что, нужно что-нибудь сделать? - тупо спросил я, слезая с телеги.
- Что, что...- Она явно поддразнивала меня.- Тяга в лежанке так себе -
вот что!
После ужина я отправился к ней. Конечно, сначала я съел просяную
лепешку с нашей кухни. Мои соседи занимались собственными делами или думали
каждый о своем, и никто не обратил внимания на мой уход. Да и кому бы пришло
в голову подозревать меня! Только представить рядом меня с моей физиономией
и ее... Но я шагал, и не куда-нибудь, а на свидание.

Я спешу-тороплюсь, хочу поскорей
возле ее окна очутиться
На занавеске вижу трепетную тень -
Это она кутается в мягкую накидку.
.................................................

Как и у всех в деревне, ее окно состояло из множества мелких осколков
стекла. Видно, госхоз приобрел но дешевке стеклянный бой. Она сидела на
лежанке и чинила одежду Эршэ. На стене масляная лампа, сделанная из бутылки.
Пусть на женщине нет "накидки", но сколько нежности и доброты в ее облике.
- Так что с лежанкой? - спросил я, входя, хотя и был совершенно уверен,
что тяга превосходная.
- Что, что... - Она опять передразнила меня. - Почему так поздно?
Когда она смеялась, ее мелкие зубы поблескивали в колеблющемся свете
лампы. Нижний ряд зубов чуть-чуть выступал вперед, но это ее нисколько не
портило, скорее даже подчеркивало ее прелесть. Смех разбудил ребенка. Она
встала, чтобы принести миску с капустой и картофелем и две пшеничные
лепешки.
Мягко, с улыбкой, но я все-таки попытался протестовать:
- Не надо, право, у вас так мало муки, побереги ее для Эршэ.
- Опять за свое! - И она снова принялась хохотать. Я ничего не
понимал.- Хватит ерунду городить, - сердито сказала она. - Обо мне не
беспокойся. Зря, что ли, они называют мой дом "Ресторан "Америка"?!
Она держалась совершенно естественно, и меня не смущала ее жалость,