"Чжан Сянлян. Мимоза " - читать интересную книгу автора

Впрочем, Начальник исхитрился-таки. Я думал, что он давно перетаскал все из
своего универмага к себе домой. Его жена, которая каждый месяц навещала мужа
и была такой же мерзкой, как он, предлагала то одному, то другому из нас
"устроить" детский тазик. Конечно, они ничего не делали "за так".
Он постоянно хвастался передо мной тем, что и здесь, в лагере, он
по-прежнему сохраняет "худо-бедно кое-какие ходы-выходы там, на воле". Как
паук раскидывает свою паутину и ждет, пока попадется мотылек, так и он ждал,
что я попрошу его о чем-нибудь.
Иногда он принимался гримасничать, балагурить, только бы вызвать у меня
улыбку, но я упорно не попадался на его уловки. У меня не было и медяка за
душой, я не получал с воли продуктов, ничего, чем можно было бы оплатить
услуги этого торгаша. Моя мать жила в Пекине из милости у чужих людей,
перебиваясь тем, что плела веревочные кошелки, и едва зарабатывала десять
юаней в месяц, было бы бессовестно требовать от несчастной старухи каких-то
посылок. И я устраивался сам как умел. У меня была с собой двухлитровая
банка из-под американского сухого молока, единственное свидетельство моего
буржуазного прошлого. Я обмотал горловину проволокой, сделав ручку, и
жестянка превратилась в подобие котелка. И хотя отверстие у моей посудины
было не больше чашки, так что часть похлебки проливалась мимо, но выручала
глубина - в самодельный котелок все равно входило больше, чем в любую миску.
К тому же поварам казалось, что они меня обделили, и мне всегда добавляли
еще немного. И это "немного" бывало поболее того, что проливалось мимо.
Всякий раз, отходя от раздаточного окна, Начальник словно нарочно
демонстрировал мне свой новенький детский тазик с нарисованным на нем
котенком. Я без труда заметил, сколько там обычно похлебки - как раз на
полкотенка. Однажды, когда все ушли на работу (меня освободили по болезни),
я налил в свою жестянку ровно столько воды, сколько в нее влезало похлебки,
и перелил потом эту воду в его тазик. Эксперимент неопровержимо
засвидетельствовал: мне достается граммов на сто больше! Вода замочила даже
поднятую лапку, в которой котенок держал полотенце.
Эти сто граммов были результатом умелого использования несовершенства
человеческого зрения.
Вот где пригодилось мое образование.
Но у тазика были свои преимущества: его удавалось дочиста вылизать. Тут
Начальник обладал несравненным мастерством. Нет, он не утыкался носом в свою
посудину, чтобы постепенно выбрать все до дна, - наоборот, он задирал
голову, высовывал язык и начинал двумя руками быстро-быстро вращать поднятый
над головою тазик. Больше всего в этот момент он напоминал стеклодува,
выдувающего какой-то круглый сосуд, или уйгура, танцующего под ритмичные
хлопки поднятых ладоней. Вскоре этот способ распространился среди всех, кто
приобрел через Начальника такие же тазики.
Как же я терзался, что мою банку невозможно вылизать! Единственное, что
мне оставалось,- это тщательно выполаскивать ее после еды и выпивать
обмывки. И еще жестянке грозит ржавчина. Поэтому каждый раз я насухо
протирал ее полотенцем и выставлял к окну на сквознячок. Это, конечно,
вызывало недовольство Начальника. На еженедельном собрании по критике и
самокритике он отметил, что я "не изменил своих буржуазных привычек, чуждых
образу жизни трудящихся". Пусть его упрек и не вполне был лишен оснований,
но мысль о добавочных ста граммах согревала мне душу.
Таковы были наши взаимоотношения: он уверовал в собственное