"Евгений Сыч. Ангел гибели" - читать интересную книгу автора

какая-то", - Юрка вылетел в окно, брезгливо отряхиваясь. Полетел за
другим, пристроившись над его головой, как воздушный шарик. Тот дошел до
поворота, излучая желание, сел в машину, набрал скорость - минимальную,
робкую детскую скорость и, к недоумению Юрки, малое время спустя врезался
в другую машину, ехавшую по встречной полосе с такой же унылой городской
скоростью. "Почему? - возопил Юрка. - За что? Кто виноват?" Движение
стопорнулось, засверкали мигалки ГАИ, взвыла сирена. Водителя повезли в
морг, накрыв простыней с ржавым штемпелем горбольницы.
"Наверное, мое тело тоже в морге", - подумал Юрка.
Морг он нашел, но ничего не нашел в самом морге. Там была стерильная
скука; скучные бессмысленные трупы, скучные медики в белом, скучные
служители в сером. Не хотелось вглядываться в оболочки, из которых ушло
главное. Из соседнего здания до него донеслись дикие вспышки боли и
страха. "Больница", - понял Юрка.
Уже раньше он заметил, но не осознал, что мир вокруг другой. Не тот,
привычный человеческому зрению - в узком спектре, для простоты именуемый
"видимым". Теперь все являлось Юрке как бы в рентгеновских лучах. Одежда и
плоть стали туманом, дымкой несущественной и малозначительной. Сквозь
плоть проступали скелеты, каркасы, гвозди и скрепки. Лица размывались.
Вместо улыбок - пломбы и мосты. Он не различал ни масок удовольствия, ни
гримас усталости, зато отчетливо мог углядеть камень за пазухой, пистолет
под мышкой, бомбу в букете. И протезы, протезы, а также свищи, язвы,
опухоли, трещины.
Город тоже смотрелся иначе. Серые улицы нависали ущельями. Многие дома,
всегда определявшие облик столицы, теперь были невидимы. И многоэтажных
хрущоб не было больше, как будто не проживали в них миллионы, теснясь в
квартирах-сотах, как пчелы в ульях. Город стал приземист. Над лабиринтом
бетонных ущелий поднимался лишь один высотный дом-замок, великанский
замок, людоедский, стоящий грозно и неприступно. Он притягивал к себе, но
Юрка асе же чувствовал: рано, еще не время.
Поэтому просто летел над лабиринтом серого города.
А черное солнце над ним посылало на землю длинные лучи, пронизывающие
насквозь, углубляющиеся в рыхлую поверхность строений, вязнущие в
человеческой гуще. Скелеты вели себя так, как должны были бы вести себя
люди. Они поблескивали очками, звякали в карманах монетами и колпачками
авторучек, их обручальные кольца опоясывали фаланги безымянных пальцев.
Юрку они не воспринимали. Ибо очами телесными заметить его было
невозможно, воспринять его можно было бы лишь зрением духовным, но мало
кто способен достичь настоящей духовности в этот суматошный век. Только
те, чья совесть была отягощена сверх меры, столкнувшись с невидимым Юркой,
вздрагивали, опосредованно, через свою больную совесть ощущая его
присутствие. Да порой озирались пугливо кошки или вдруг обнажали клыки
собаки.
Юрка шарахался по городу, пытаясь вступить в общение. Но ничего путного
из этого не выходило. Он помнил, что собирался делать, но не знал, с чего
начать. Опыта не было. Чтобы расследовать собственную смерть, он должен
был самое малое - навести справки, расспросить хотя бы, где тот чертов
ресторан, с которого все началось. Название его Юрка помнил, но более
ничего. Он заговорил с почтенного вида остовом, но тот настолько
перепугался, что кинулся с тротуара на мостовую поперек потока автомашин.