"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

взглядом косящих глаз, мгновенно завоевал успех. Многие из прихожан доктора
Чалмерза принимали его за бандита или вождя горцев, а кое-кто считал его
бывшим кавалерийским офицером. О нем ходили разные слухи вроде того, что
однажды он сорвал с нетель церковную дверь, когда его без достаточного
основания не хотели впускать. Его сочувствие нищим ткачам вызывало ответную
симпатию, а его торжественный голос, когда он говорил при входе в их
несчастные хижины "Мир дому сему!", повергал их в священный ужас перед
загадочностью этого пророчества.
Успех Ирвинга, как Карлейль ему ни радовался, заставлял его еще яснее
осознать собственную неудачу. К тому же он не мог не понимать, сколько горя
он причиняет семье: когда десятеро живут в трех комнатах, гармония между
ними особенно необходима. Проведя полгода в Мейнгилле в мучительных
сомнениях, он возвратился в Эдинбург и поступил с отчаяния (без всякого
преувеличения) на курс шотландского права. Быть может, сделав так, он
мысленно отказался от всяких литературных планов и желал сделать такой
выбор, который должна была одобрить даже миссис Эшер; наверняка Карлейль,
прежде чем окончательно (как он думал) решиться на этот шаг, ходил в Файф
повидаться с Маргарет Гордон и "сухопарой важной старушенцией", которая
"изъяснялась очень витиевато на абердинском диалекте", как он писал о ней
впоследствии.
Итак, он порвал с литературой и без гроша в кармане взялся за дело,
которого, как он сам говорил за несколько месяцев до этого, без нескольких
сотен фунтов и начинать не стоит. Но с честолюбием трудно спорить. С самого
начала интерес Карлейля к юриспруденции формулировался чисто негативно: "Я
предвижу, что не буду испытывать ненависти к этой науке, - писал он
Митчелу. - Если не подведет здоровье, я буду относиться к ней со всей той
страстью, которую возбуждает любая возможность (как бы сомнительна она ни
была) постоянного приложения моих сил. Я, кроме того, заставлю себя изучить
нашу историю, древности, обычаи и прочее - словом, то, к чему я испытываю
одно лишь отвращение". Вряд ли можно яснее выразить полное равнодушие к
предмету: и действительно, вскоре Карлейль уже с презрением отзывался о
лекторе-правоведе и мрачно намекал в письме к матери, что его успех "целиком
будет зависеть от некоторых обстоятельств". Менее чем через четыре месяца он
писал Митчелу: "Боюсь, что с правом покончено - одни нелепости и
крючкотворство"; другому своему приятелю, Джеймсу Джонстоуну, он рассказывал
о том, как нестерпимо скучно заучивать "бесконечные подробности о вещах, не
представляющих ни малейшей важности ни для кого, кроме нотариуса или
судебного чиновника; рассуждения о таможенных правилах, которые следовало бы
немедленно и навсегда отменить; бесчисленные случаи с болваном А против
болвана В".
Решение бросить занятия правом имело и причину личного, эмоционального
порядка. Так же как Карлейль начал свои занятия в надежде заслужить
расположение миссис Эшер и руку Маргарет Гордон, так же точно он и бросил
их, как только ему окончательно дали понять, что она никогда не станет его
женой. Любопытно, что сохранилось очень мало свидетельств об отношениях
Карлейля и Маргарет Гордон, при том, что в общем его жизнь хорошо
документирована: намеки в воспоминаниях самого Карлейля, написанных почти
сорок лет спустя, и два письма от Маргарет Гордон - вот почти все, что
можно считать вполне достоверным. Карлейль признается в воспоминаниях, что
дружба с ней "вполне могла бы стать чем-то большим, пожелай этого она, и ее