"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

наведя лорнет на близлежащие дома и сказав: "Какой колониальный вид!" В то
время она чаще вспоминала Ирвинга, чем Карлейля, и никогда не рассказывала
друзьям о своем романе с самым знаменитым из шотландцев.
Карлейль больше не разговаривал с ней после их прощания в Киркольди, но
видел ее дважды лет двадцать спустя. В первый раз он встретил ее на
Пиккадилли вместе с горничной; она, кажется, его не заметила; но во второй
раз они столкнулись лицом к лицу, катаясь верхом в Гайд-парке, и "ее глаза
(и только) сказали мне грустно: "Да, да, это ты!"

* * *
Тем временем удалось наконец раздобыть работу у доктора Брюстера.
Требовалось написать биографии для Эдинбургской энциклопедии - вместо
Томаса Кэмпбелла, который делал эту работу раньше. Как мы уже знаем,
энциклопедия дошла уже до буквы M, a значит, предстояло написать о Монтене,
Монтескье, Нидерландах, о Вильяме Питте делу с большим старанием, как может убедиться всякий, кто не поленится
заглянуть и прочесть статьи, написанные слогом, явно заимствованным у
доктора Джонсона При его весьма скромном образе жизни даже небольших доходов от такой
работы и частных уроков вполне хватало на то, чтобы прожить в Эдинбурге. Тем
не менее после разрыва с Маргарет Гордон наступило заметное ухудшение и в
здоровье, и в состоянии духа. В письме к брату Джону, который в то время уже
преподавал в Аннане и проявлял склонности к литературе, Карлейль убеждал его
ни в коем случае "не вступать в эту безнадежную игру с судьбой, которую
затеял я, пожертвовав и здоровьем, и душевным спокойствием ради призрачной

амбиции". Он рекомендовал Джону именно те два поприща, от которых отказался
сам, а именно церковь или учительство, прибавив к ним еще медицину. Главное,
уверял он, состоит в том, чтобы выбрать себе профессию. Он щедро предлагал
помощь из своих маленьких сбережений Джону и другому брату, Алеку, не
проявлявшему, впрочем, научных склонностей. В других письмах домой он
сетует! "Хоть бы на один день вернуть себе то здоровье и ту бодрость духа,
которые были у меня в старые времена!" - и описывает свои длинные, тощие,
бледные пальцы, худое, осунувшееся лицо, свое отчаяние когда-либо найти дело
по себе. Эти периоды отвращения к самому себе сменялись иными, когда он с
гневом ощущал в себе свой гибнущий талант. Тогда он чувствовал свое отличие
от остальных людей, свое превосходство над ними. И тогда он клялся себе,
что, если суждено ему когда-либо выбраться из этой трясины, в которой он так
безнадежно погряз, "я заставлю кое-кого расступиться передо мной - или я
совсем не знаю себя". Страстное стремление к самовыражению, сочетающееся с
комплексами, делавшими это самовыражение невозможным, осознание своих
громадных творческих сил и парализовавшие эти силы предрассудки детства,
сохраненные памятью, но не осмысленные до конца разумом, - вот те
крайности, которые он тщетно старался примирить.
Его мысли в то время были постоянно заняты положением в Англии и
будущим человечества, причем они отмечены много более острым радикализмом,
чем его поздние опубликованные труды. Вокруг себя он видел нищету,
обездоленность, протест, обреченный на неудачу. Он знал о событиях в
Питерлоо "Состоятельные бюргеры и прочие приверженцы существующего порядка
упражняются в вооруженном подавлении воображаемого восстания со стороны

123456789101112131415161718192021222324252627282930313233343536373839404142434445464748495051525354555657585960616263646566676869707172737475767778798081828384858687888990919293949596979899100101102103104105106107108109110111112113114115116117118119120121122123124125126127128129130131132133134135136137138139140141142143144145146147148149150151152153154155156157158159160161162163164165166167168169170171172173174175176177178179180181182183184185186187188189190