"Джулиан Саймонс. Карлейль" - читать интересную книгу автора

- О, какие долгие, одинокие бессонные ночи провел я, считая удары моего
больного сердца - пока окружающий меня мрак не заполонит, кажется, все мое
сознание, и я уже ни о чем не могу вспомнить, ничего подумать! Все
великолепие мироздания словно стерто, бесконечность пространства заполнена
серым, грязным, зловещим смрадом. Я стоял один посреди вселенной, и словно
раскаленный железный обруч сжимал мне душу, изгоняя из нее всякое чувство,
кроме тупого, холодного ожесточения, больше подходящего злому демону в его
изгнании, нежели человеку, живущему среди людей!"
Спасения от бессонницы, от телесных неудобств и душевных мучений
Карлейль, как всегда, искал в чтении. Он и в самом деле нашел многое из
того, что искал, или, вернее, много такого, что отвечало его духовным
потребностям, у Гете и Шиллера. Теперь он навещал Ирвинга в Глазго для того,
чтобы подолгу говорить с ним об этих новых литературных кумирах и чтобы
обсудить состояние, в которое пришел современный мир.
Больной, разбитый Карлейль заставал своего друга еще более тщательно
одетым и более похожим на священника, чем в прошлом: он ходил теперь в
длинной черной рясе и в черной шляпе с широкими полями. Он был в восторге от
своей работы в церкви св. Иоанна. Это был самый нищий приход в Глазго, и
Чалмерз выбрал его для того, чтобы продемонстрировать силу церкви в борьбе с
пауперизмом. По тому времени приход церкви св. Иоанна должен был кишеть
пауперами, но благодаря деятельности Чалмерза бедняки прихода получали все
необходимое от церкви. В этом и заключалась работа Ирвинга: он ходил по
домам ткачей и заводских рабочих, преодолевая их недоверие к церкви,
уговаривая их отдавать своих детей в школы, которые строились для них.
Жизнерадостный Ирвинг не склонен был принимать всерьез пессимизм Карлейля.
По его мнению, невозможно было представить, чтобы такой талант, как у
Карлейля, не пробил бы себе дороги, и он говорил, то ли шутя, то ли всерьез,
что "однажды мы пожмем друг другу руки, стоя на разных берегах ручья: ты -
первый в литературе, я - первый в церкви, - и люди скажут: "Они оба из
Аннандэля. Где это, Аннандэль?"
В Глазго Карлейль с насмешкой замечал, что сверкающие плешью или
седовласые почтенные шотландские купцы и благородные джентльмены занимаются
сплетнями или чтением газет, в то время как основы их благополучия
прогнивают с неумолимой быстротой - в последнем суровый, но косноязычный
пророк не сомневался. Он встречал местных философов у Ирвинга в его
просторной комнате на нижнем этаже. Все они оказались добродушными людьми,
"не столь уж философичными с виду". Он не обошел вниманием местных барышень
и ходил к ним, как и к пожилым джентльменам, по утрам с визитами. Дважды он
встречался с великим Чалмерзом. В первый раз это произошло на завтраке,
Чалмерз был с ним вежливо-рассеян. Карлейль отметил налет грусти на лице и в
глазах Чалмерза и заключил из этого, что великий проповедник мыслями был в
тот момент где-то далеко. Вторая встреча произошла на торжественном званом
вечере. На этот раз Ирвинг, вероятно, успел отрекомендовать Карлейля как
весьма выдающегося молодого человека, к тому же сомневающегося в истинности
христианских догм, потому что Чалмерз попытался завести с ним разговор.
Пододвинув свой стул поближе к Карлейлю, ученый муж начал с серьезным видом
обосновывать истинность христианства тем, что оно столь явно отвечает
потребностям человеческой натуры. Христианская вера была, по его выражению,
как бы записана симпатическими чернилами. Библия же лишь сделала зримым то,
что было и так очевидно для разума. Карлейль слушал, как ему казалось, очень