"Антонио Табукки. Утверждает Перейра " - читать интересную книгу автора

того, что вы нуждаетесь в помощи, нет, просто из учтивости, потому что мы, в
Португалии, знаете ли, всегда учтивы.

11

Перейра встал и подал руку госпоже Дсльгадо. Она оперлась на нее с едва
заметной улыбкой, с трудом выбираясь из-за узенького стола. Перейра заплатил
по счету, оставив мелочь на чай. Он вышел из вагона-ресторана под руку с
сеньорой Дельгадо, преисполненный чувством гордости и в то же время
смущаясь, а почему - сам не знает, утверждает Перейра.
На следующий день, во вторник, когда Перейра пришел в редакцию,
утверждает Перейра, он встретил консьержку, которая вручила ему срочное
письмо. Селеста протянула конверт и с ироническим видом сказала: Я передала
все ваши инструкции почтальону, но он не сможет зайти еще раз, потому что
должен объехать весь район, так что ваше заказное письмо он оставил мне.
Перейра взял его, кивнул в знак благодарности и посмотрел, был ли указан на
конверте отправитель. К счастью, никакого обратного адреса не было, и
Селеста, таким образом, осталась ни с чем. Но он-то сразу узнал синие
чернила Монтейру Росси и его размашистый почерк. Он поднялся в редакцию и
включил вентилятор. Потом вскрыл письмо. Там говорилось: "Глубокоуважаемый
доктор Перейра, к великому несчастью, я оказался в тяжелом положении. Мне
необходимо поговорить с Вами, очень срочно, но предпочитаю встретиться не в
редакции. Буду ждать Вас во вторник в восемь тридцать вечера в кафе
"Орхидея", рад буду поужинать с Вами и рассказать о своих проблемах. С
надеждой, Ваш Монтейру Росси".
Перейра собирался писать, утверждает Перейра, небольшую заметку в
"Памятные даты", посвященную Рильке, который умер в двадцать шестом году, и
скоро будет двенадцать лет со дня его смерти. Потом, он уже начал переводить
один рассказ Бальзака, остановив свой выбор на "Онорине", это был рассказ о
раскаянии, рассказ большой, и он хотел печатать его с продолжением, в двух
или трех номерах. Он, Перейра, сам не знает почему, но ему показалось, что
этот рассказ о раскаянии окажется письмом в бутылке, которую обязательно
кто-нибудь да выловит. Потому что каяться было в чем, и рассказ о раскаянии
был как нельзя более кстати, то был единственный способ передать сообщение
тому, кто был способен уловить его подтекст. Поэтому он взял своего Ларусса,
выключил вентилятор и отправился домой. Когда он вышел из такси у Собора,
пекло невыносимо, Перейра снял галстук и сунул его в карман. Он с трудом
одолел подъем, ведущий к дому, открыл дверь и присел на ступеньку. У него
была одышка. Он поискал по карманам таблетки, которые велел принимать врач,
и проглотил одну прямо так, без воды. Вытер пот, посидел немного, передохнув
от жары в полумраке подъезда, и только тогда поднялся в квартиру. Служанка
не оставляла теперь еды, она поехала в Сетубал к родственникам и вернется
только в сентябре, она каждый год уезжала к своим на это время. От этого ему
всегда становилось как-то не по себе. Он не любил оставаться один, в полном
одиночестве, когда некому даже позаботиться о тебе. Проходя мимо фотографии
жены, он сказал: Через десять минут вернусь. Зашел в спальню, разделся и
поспешил в ванную. Врач запретил ему принимать холодные ванны, но ему нужна
была именно холодная ванна, он открыл холодный кран, подождал, пока
наберется достаточно воды, и залез в ванну. Лежа в воде, он долго гладил
себя по животу. Перейра, сказал он сам себе, а ведь были времена, когда у