"Антонио Табукки. Утверждает Перейра " - читать интересную книгу автора

запутался и начал злиться, злиться главным образом на себя, зачем нужно было
звонить незнакомому человеку и тем более заводить с ним разговор о таких
тонких, можно сказать сугубо личных, вопросах, как душа и воскресение плоти.
Перейра, утверждает он, пожалел об этом звонке и уже собирался повесить
трубку, но тут, сам не зная почему, пересилил себя и продолжил разговор,
сказав, что его зовут Перейра, доктор Перейра, что он возглавляет отдел
культуры в газете "Лисабон", которая, конечно, всего-навсего вечерняя
газета, словом, не может пока что тягаться с другими столичными газетами, но
он уверен, что рано или поздно и она обретет свое лицо; правда, до сих пор
"Лисабон" печатал только светские новости, но уже принято решение, и начиная
с субботнего номера в их газете будет страница культуры; редакция пока еще
не укомплектована, и ему, Перейре, нужен внештатный сотрудник, который бы
занимался одной определенной темой.
Перейра утверждает, что господин Монтейру Росси сразу оживился и
затараторил, что готов сегодня же явиться в редакцию, он говорил также, что
работа его интересует, любая работа, потому что после окончания
университета, увы, приходится обеспечивать себя самому и работа ему очень
нужна, но Перейра предусмотрительно отговорил его приходить в редакцию,
сказав, что пока этого делать не стоит, а лучше встретиться где-нибудь в
городе. Он сказал именно так, утверждает Перейра, потому что не хотел
приглашать незнакомого человека в обшарпанную комнатушку на улице Родригу да
Фонсека с хрипящим, как в приступе астмы, вентилятором и пропахшую кухонным
чадом, поднимавшимся от консьержки, сущей мегеры, которая смотрела на всех с
подозрением и только и делала, что стряпала. И потом, ему не хотелось, чтобы
кто-то посторонний узнал, что всю редакцию отдела культуры в газете
"Лисабон" составляет он один, Перейра, человек, обливающийся потом в этой
конуре от жары и тесноты; короче, он предложил, утверждает Перейра,
встретиться в городе, и тот, Монтейру Росси, согласился: хорошо, сегодня
вечером в ресторане на Праса да Алегрия большой народный праздник, танцы,
песни, гитары, меня пригласили спеть им что-нибудь неаполитанское, я, знаете
ли, наполовину итальянец, хотя неаполитанского диалекта не знаю, но, так или
иначе, хозяин заведения оставил для меня столик на улице, на нем будет
карточка с моим именем, как вы смотрите на то, чтобы встретиться там?
Перейра, утверждает Пе-рейра, согласился, повесил трубку, вытер пот, и тут
его осенила блестящая идея - открыть рубрику "Памятные даты" и, не
откладывая, дать ее уже в субботний номер; и так вот, почти автоматически,
может, потому, что в тот момент он думал об Италии, он вывел заголовок: "Два
года назад скончался Луиджи Пиранделло". Затем, чуть ниже, сделал врезку:
"Великий драматург показал Лисабону свою пьесу "Сон, а может быть, явь?".
Было двадцать пятое июля тысяча девятьсот тридцать восьмого года, и весь
Лисабон сверкал в синеве, овеваемый легким бризом с Атлантики, утверждает
Перейра.

2

Перейра утверждает, что после обеда погода переменилась. Атлантический
бриз внезапно прекратился, с океана сплошной стеной пошел туман, и город
затянуло плотной, пропотевшей от жара пеленой. Перед тем как выйти из
комнаты, Перейра посмотрел на градусник, который он купил на собственные
деньги и повесил у двери. Термометр показывал тридцать восемь градусов.