"Антонио Табукки. Утверждает Перейра " - читать интересную книгу автора

Перейра выключил вентилятор, столкнулся на лестнице с консьержкой, которая
сказала ему "до свиданья, доктор Перейра", вдохнул напоследок кухонного чада
в подъезде и наконец оказался па улице. Перед дверьми, прямо напротив,
начинался рынок и стояли два пикапа Республиканской национальной гвардии.
Перейра знал, что рынок взбудоражен, потому что накануне, в Алентежу полиция
застрелила возницу, доставлявшего продукты на местные рынки: он был
социалистом. По этой причине и стояла у ворот рынка Республиканская
национальная гвардия. Но "Лисабон", вернее, зам главного редактора, потому
что Сам уехал на курорт в Бусаку и отдыхал там па водах, не решился дать
сообщение об этом, да и кто бы рискнул напечатать, что возницу-социалиста
расстреляли в Алентежу прямо в его телеге, так что дыни стали красными от
крови? Никто. Потому что страна молчала, ей не оставалось ничего другого,
как молчать, а люди тем временем гибли и полиция хозяйничала повсюду.
Перейра опять вспотел, оттого что опять стал думать о смерти. И тогда он
подумал: этот город пахнет смертью, вся Европа пропахла смертью. Он
направился в кафе "Орхидея", оно находилось совсем рядом, сразу за еврейской
мясной лавкой, и сел за столик, но не снаружи, а внутри, потому что там по
крайней мере работали вентиляторы, а на улице некуда было деваться от жары.
Заказав лимонад, он пошел в уборную, вымыл руки и ополоснул лицо, потом
попросил принести сигару и сегодняшнюю вечернюю газету, и Мануэль, официант,
принес ему именно "Лисабон". Перейра в тот день не успел посмотреть гранки и
развернул "Лисабон" как свежую, нечитаную газету. На первой странице
сообщалось: "Сегодня из Нью-Йорка отчалила самая роскошная яхта в мире".
Перейра долго изучал заголовок, потом стал рассматривать фотографию. На
снимке мужчины в соломенных шляпах и легких рубашках открывали бутылки
шампанского. Перейра сильно вспотел, утверждает он, и снова стал думать о
воскресении плоти. Как же так, подумал он, если я воскресну, то окажусь
вместе с этими людьми в соломенных шляпах? Он ощутил вдруг себя -
физически - очутившимся среди этих яхтсменов в вечности, в какой-то из ее
гаваней с неуточненными координатами. И вечность представилась ему
невыносимой дырой, непроглядным из-за клубящегося тумана пеклом, где
говорили только по-английски, непрерывно восклицая окей, окей! Перейра
попросил еще лимонаду. Он раздумывал, как лучше поступить: пойти прямо домой
и принять холодную ванну или же сходить в церковь Благодарения к своему
другу, священнику дону Анто-ниу, у которого он исповедовался несколько лет
назад, после смерти жены, и к которому ходил теперь раз в месяц. Он решил,
что лучше пойдет к дону Антониу, вдруг от этого ему полегчает.
Так он и сделал. В тот раз, утверждает Перейра, он забыл расплатиться.
Вернее, даже не подумал об этом, просто встал и ушел, небрежно оставив на
столике газету и шляпу, шляпу, скорее всего, потому, что глупо было надевать
ее в такую жару, или потому, что так уж он усгроен и всегда забывает
где-нибудь свои вещи.
Дон Антониу выглядел совершенно разбитым, утверждает Перейра. Круги под
глазами на пол-лица, и вообще такой вид, как будто он не спал всю ночь.
Перейра спросил, что с ним, и дон Антониу ответил: Как? Ты что, не знаешь? В
Алентежу убили человека, ехавшего на своей телеге, везде забастовки, и в
городе, и в провинции, послушай, на каком свете ты живешь, ведь ты же
работаешь в газете, сходил бы, что ли, поинтересовался.
Перейра утверждает, что ушел расстроенным из-за того, что разговора не
получилось, и что его, по сути дела, выставили. На каком свете я живу? -