"Антонио Табукки. Утверждает Перейра " - читать интересную книгу автора

месте, в ее будке, та возилась с календарем. Здравствуйте, Селеста, сказал
Перейра, что нового? Не было ни почты, ни звонков, ответила Селеста. Перейра
приободрился, хорошо, что его никто не искал. Он поднялся в редакцию,
выключил телефон, затем взял рассказ Камилу Каштелу Бранки и подготовил его
для типографии. Около десяти он позвонил в газету, ему ответил ласковый
голос сеньорины Филипы. Это доктор Перейра, сказал Перейра, мне нужно
поговорить с главным редактором. Ну, слава богу, сказал главный, а то вчера
я разыскивал вас, но вас не было в редакции. Вчера я неважно себя
чувствовал, солгал Перейра, решил посидеть дома, было плохо с сердцем.
Понимаю, доктор Перейра, сказал главный редактор, я только хотел
поинтересоваться, что вы собираетесь давать на страницу культуры в следующих
выпусках. Буду печатать рассказ Камилу Каштелу Бранки, ответил Перейра, как
вы и советовали, господин главный редактор, португальского писателя
девятнадцатого века, думаю, это то, что нужно, как по-вашему? Отлично,
ответил главный, но я хочу, чтобы вы продолжали и рубрику памятных дат. Я
собирался написать про Рильке, но пока еще не сделал этого, хотел получить
сначала ваше добро. Рильке, сказал главный редактор, это имя мне о чем-то
говорит. Райнер Мария Рильке, объяснил Перейра, он родился в Чехословакии,
но практически был австрийским поэтом, писал по-немецки, умер в двадцать
шестом году. Послушайте, Перейра, сказал главный редактор, как я вам уже
сказал, "Лисабон" превращается в низкопоклонническую газету, почему бы вам
не отметить дату кого-нибудь из отечественных поэтов, Камоэнса например.
Камоэнса? - переспросил Перейра, но Камоэнс умер в тысяча пятьсот
восьмидесятом году, то есть больше четырех веков назад. Да, согласился
главный редактор, но это наш великий национальный поэт, и он всегда
актуален, знаете, что сделал Антониу Ферру, первый секретарь Комитета
национальной пропаганды, в общем, министерства культуры? Он предложил
объединить день рождения Камоэнса с Днем нации, мы будем праздновать
одновременно и юбилей нашего великого эпического поэта, и День португальской
нации, и вы могли бы отметить эту торжественную дату статьей о Камоэнсе. Но
день рождения Камоэнса десятого июня, возразил Перейра, какой смысл отмечать
его годовщину в конце августа? А тот, что десятого июня у нас еще не было
страницы культуры, объяснил главный редактор, и об этом можно будет
упомянуть в статье, и потом, знаете ли, отметить день Камоэнса никогда не
поздно, потому что это наш великий национальный поэт, и связать с Днем
нации, достаточно ведь только намекнуть на эту связь, а уж читатели сами
разберутся, что к чему. Но простите, господин редактор, отчаянно
сопротивлялся Перейра, послушайте, что я скажу, ведь мы ведем свое начало от
лузитан, потом пришли римляне и кельты, потом у нас были арабы, о какой
португальской нации, простите, здесь может идти речь? О нашей португальской
нации, ответил главный, простите, Перейра, но в ваших доводах мне слышится
что-то нехорошее, мы открывали мир, мы совершили самые крупные кругосветные
путешествия, когда все это было? - в шестнадцатом веке, мы были уже тогда
португальцами, мы то, что мы есть, и это вы должны отмечать, Перейра. Потом
главный редактор сделал паузу и продолжал: Последний раз я был с тобой на
ты, не знаю, почему-то опять перешел на "вы". Как вам удобно, господин
главный редактор, ответил Перейра, может, оттого, что вы говорите со мной по
телефону. Возможно, сказал редактор, короче, слушай, Перейра, я хочу, чтобы
"Лисабон" был стопроцентной португальской газетой и его страница культуры
тоже, не хочешь отмечать День нации, отметь хотя бы юбилей Камоэнса, это уже