"Арон Тамаши. Корень и дикий цветок" - читать интересную книгу автора

просто холодный ветер так застудил дедушке голову, что все ему видится в
мрачном свете? Не находя себе места, она шагала из угла в угол по маленькой
комнатке и вдруг бросилась к дедушке. Нежно сжав теплыми ладонями его
голову, пристально посмотрела ему в глаза.
- Наша корова им не нужна?
- Не нужна.
- И вы решили, пусть ее волки съедят?!
Старый Тима поднялся и ощутил, как до боли сжалось что-то внутри;
подобного с ним давно уже не бывало. Может, это от ветра, который бушевал за
окном и пронзительный свист которого резал слух даже в доме? Или это нервный
озноб от накопившихся за день и хлынувших через край волнений? Но вполне
возможно, что старика поразила внучка, которая не просто понимает все с
полуслова, а видит, читает мысли.
- Повешу ей колокольчик на шею, - сказал он.
- А потом?!
- Привяжу ее к дереву на краю леса.
- Ну а потом?!
- Будем ждать, когда лютня заплачет.
Фраза будто застыла в тишине; старик и девушка, не отрываясь,
пристально вглядывались друг другу в глаза. Во взгляде старика смешались
отчаяние и боль, во взгляде девушки - отчаяние и мольба. Неожиданно Тимотеус
встряхнул колокольчик, и он зазвенел безнадежно и глухо - так сыплются комья
земли на крышку гроба.
От этого звука ноги у Тези подкосились, она села за стол и уткнулась
лицом в ладони.
- Вот так он и зазвенит, - сказал старик.
- Но ведь бог-то все слышит! - не поднимая головы, с горечью
воскликнула девушка.
На мгновение старый Тима даже растерялся от этих слов, но взял себя в
руки и твердо сказал:
- С его ведома делается.
И вышел из дому.
Уже стемнело, вечер стоял угрюмый и ветреный. Промозглый северный
ветер, завывая, стремительно вырывался из леса, во дворе, огибая дом,
притормаживал, взвизгивал и, пройдясь под окнами в дьявольской пляске,
уносился прочь. Облака скрылись. Звезды ярко сияли, и луна, освещенная
солнцем уже более чем наполовину, неспешно приближалась к вершине
небосклона. Лес виднелся отчетливо, у крайних деревьев легко было различить
даже ветви, усыпанные снегом; но чем дальше вглубь, тем запутаннее
становились их черные линии, постепенно сливавшиеся и уходившие в полную
тьму. Зато сосульки сверкали одинаково весело что на застрехе дома, что на
обвислых краях соломенной крыши сарая.
Раз или два звякнул вдали колокольчик, но пока еще сдержанно, кротко.
- Повел! - сказала Тези.
Однако головы не подняла.
По-прежнему, опустив голову на руки, сидела она за столом; в таком
положении и застал ее дедушка, когда вернулся. Старик вздохнул - вздох его
будто донесся из-под опавшей листвы, - но ничего не сказал. Положив шапку на
угол стола, а стеганку повесив на спинку стула, он сел напротив внучки.
Некоторое время оба молчали.