"Владимир Германович Тан-Богораз. На реке Росомашьей " - читать интересную книгу автора

уловимое, но тем не менее ясно заметное, пробивалось сквозь суровость этих
мужественных линий и придавало им совсем особое выражение. Это действительно
было лицо преображённого существа, внезапно изменившего самую суть своей
природы. Впечатление усиливалось целым лесом растрёпанных чёрных волос,
небрежно свитых в две толстые косы, и неподвижным взглядом глубоких чёрных
глаз, устремлённых куда-то внутрь и застывших в этом созерцании. Лицо
Тылювии походило на трагическую маску. Это была голова Горгоны, снятая со
щита Паллады и снова посаженная на живое человеческое тело. В общем, Тылювия
оказалась существом совсем иной породы, женщиной из народа великанов,
последней представительницей загадочной расы Лельгиленов, о которой
рассказывают некоторые чукотские легенды.
Тылювия усердно хлопотала вокруг своего ночевища, выколачивая шкуры,
выгребая снег, натягивая полы шатра при помощи длинных верёвок, привязанных
к кладовым нартам, расставленным вокруг. Женское дело спорилось у ней в
руках. Её верхняя кухлянка, небрежно брошенная у входа, была украшена
вышивками и запутанной бахромой из тонких полосок разноцветного меха, как
бывает только у щеголих. По временам она останавливалась и хваталась руками
за грудь, заливаясь удушливым кашлем. Злой дух кашляющей болезни, очевидно,
не устрашился её сверхъестественного могущества и по дороге на Чаун
мимоходом заглянул в её жилище. Раз или два её неподвижный взор обращался в
мою сторону с каким-то особенным, не то сердитым, не то смущённым
выражением.
Молодой чукча, довольно тщедушного вида, с ординарным лицом, одетый в
короткую пёструю кукашку, со свитком аркана, наброшенным на шею, подошёл к
огнищу. То был Ятиргин, супруг Тылювии.
-- А что котёл? -- спросил он беззаботным тоном. -- Вечер близко!
Тылювия молча кивнула своей растрёпанной головой, указывая глазами на
котёл, навешенный над огнём и кипевший ключом. Ятиргин подошёл к шатру и,
усевшись на снегу, снял рукавицы и принялся перелаживать расхлябавшиеся
копылья одной из нарт, туго стягивая их тонкими ремешками. Тылювия схватила
в охапку всю груду шкур, лежавших на снегу, и отнесла их к пологу. Умостив
их в пологу, она заглянула в котёл, поправила огонь и, к немалому моему
удивлению, подошла к соседке, хлопотавшей около другого шатра, оперлась
брюхом об один из основных столбов и завязала болтовню точно так, как это
делают все молодые и старые чукчанки, управившись с предварительными
вечерними занятиями и ожидая той минуты, когда мужчины наконец решатся войти
в полог. Соседка -- маленькая, тощая, с корявым, но весёлым лицом и юркими
движениями, рядом с колоссальной Тылювией напоминавшая шавку пред овчаркой,
тем не менее разговаривала с ней так непринуждённо, как будто бы стоявшее
перед ней существо не представляло ровно ничего удивительного. Маленький
ребёнок, походивший скорее на мешок, набитый оленьей шерстью, с четырьмя
короткими отростками вместо рук и ног, закопошился в глубине шатра. Тылювия
живо отделилась от своего столба и подхватила ребёнка, осыпая его поцелуями.
-- Твой, Каляи? -- спросила она с завистливой нотой в голосе.
-- Нет! -- сказала Каляи, и её весёлое лицо на мгновение
затуманилось. -- Муж не хочет меня, он любит только Карыну! -- прибавила она
просто.
Ятиргин кончил работу и поднялся на ноги, отряхивая от снега свои
рукавицы. Тылювия, заметив это, тотчас же вернулась к своему шатру и опять
стала хлопотать вокруг костра. Я решил наконец возвратиться к шатру