"Владимир Германович Тан-Богораз. Кривоногий " - читать интересную книгу автора

были следы чукотского оленя, - товарищи его не захотели бы прогнать стадо
по такой неудобной заросли и, без сомнения, предпочли сделать небольшой
обход по более открытым местам. То были, конечно, следы Эльвиля (дикого
оленя). След был глубже, копыта длиннее, задние пальцы больше вдавлены. А
вот совсем свежий след! О, какой огромный бык ходил тут! Должно быть, жиру
на бедрах по крайней мере на три пальца. Вот бы убить!.. А это что?.. Между
многочисленными следами на самой тропинке ему попался ещё отпечаток, очень
похожий на след босой человеческой ступни, только гораздо шире и со
вдавленными основаниями пальцев. Но Эуннэкай очень хорошо знал, что за
человек оставил этот отпечаток: тот самый, который вечно ходит босиком и не
носит меховой обуви.
Он остановился как вкопанный и почувствовал, что волосы на его темени
начинают приподниматься дыбом.
"Без собаки хожу! - пронеслось в его голове. - Сам себя скормлю зверю,
и никто знать не будет!"
След был совсем свежий, как будто _чёрный старик_ только что прошёл по
этой тропе. Эуннэкай стоял, не смея перенести ногу через роковой отпечаток и
не решаясь обойти его сбоку, и пытливо всматривался в густую листву, как
будто опасаясь, что вот-вот покажется страшная морда с маленькими злыми
глазками и оскаленными зубами и потянется к нему навстречу.
"Что один след? - попробовал он утешить себя. - Старик, должно быть,
ушёл бог знает куда! Надо и мне уйти поскорее!"
Но решение Эуннэкая умерло, не успев сформироваться. В десяти шагах от
него послышался треск сучьев... Большая бурая масса поднялась из ямы,
наполненной прошлогодними сухими листьями, и вышла на дорогу. Эуннэкай
увидел длинную морду, протянутую к нему навстречу. Маленькие глазки щурились
и мигали, кончик носа морщился и беспокойно поворачивался во все стороны,
зубы наполовину оскалились, - всё было совсем так, как он только что
представлял себе.
Медведь остановился на дороге и посмотрел на Эуннэкая.
- Старик! - сказал с отчаянием Кривоногий. - Пожалей меня! Пощади
меня! Во всю мою жизнь я не трогал никого из твоего рода. Я не говорил о
тебе худо. Встречая след твой на дороге, я не ступал через него, а обходил
далеко стороной!.. Пожалей меня! Иди к тем людям, которые наносят тебе
обиды, которые говорят хвастливо тебе навстречу и приходят в твой дом с
копьями, чтобы заколоть тебя и есть твоё мясо!
Эуннэкай дрожал как лист, произнося эти заклинания. Медведь, вероятно,
был сыт, или он действительно тронулся жалобами Эуннэкая. Он постоял
немного, как будто бы ждал, не скажет ли тот ещё чего-нибудь, потом покинул
тропинку и, лениво переступая, скрылся в той же чаще, откуда вышел. Судя по
шуршанью листьев и треску мелких сучьев на одном и том же месте, он,
кажется, опять намеревался улечься на отдых и выбирал себе ложе помягче.
Эуннэкай подождал, чтобы медведь скрылся из глаз, и быстрыми шагами
направился вперёд, не забывая обходить медвежьи следы, видневшиеся на тропе.
Он совсем забыл о ноше, лежавшей на его плечах, и чувствовал неодолимое
стремление как можно скорее удалиться от опасного места. Если бы он не
боялся рассердить _старика_ слишком заметной торопливостью, он бы пустился
бегом сквозь кусты, несмотря на свою больную ногу.
"Пожалел старик! - думал он. - Всё знает, дочиста! Зачем станет
обижать бедного парня, который никогда не говорил о нём худо? А в прошлом