"Константин Иванович Тарасов. После сделанного" - читать интересную книгу автора

подпись на бланке в знак требования у государства защиты своих
имущественных прав.
Но постепенно воля собралась, и, почувствовав прежнюю крепость духа,
Децкий решил: "Хватит ныть - надо выпутываться!" Мозг привычно напрягся,
наметилось множество необходимых для срочного исполнения дел, и стал
складываться план охранных действий. Заварив кофе, Децкий пил его
маленькими глотками, и вязал одну к другой успокоительные мысли.
Следователь, рассуждал он, может думать все, что ему угодно, такое его
право. Равно, как он, Децкий, думает о многих людях, что они - последние
мерзавцы, однако из таких дум ничего не происходит. Пусть думает, пусть
искренне верит, что деньги нажиты мошенничеством, украдены, добыты на
большой дороге. Невелик страх. Есть презумпция невиновности. Где, как,
когда нажиты? А просто: бабушка завещала, подарила в свой смертный час.
Почему Адаму не подарила хоть пять рублей? Бог ее знает, ее воля, только
она могла бы сказать, будь жива. Почему же вы с братом не поделились?
Потому что жадина, кулак, подлец, жмот. Но за это не судят. И весь сказ.
А главное, думалось Децкому, следователь ничего не знает и не может
знать. Ему доступно чувствовать, что есть неофициальный, возможно,
противозаконный, изрядный источник доходов, но где искать его? Кто черпает
из него - муж или жена? В какой форме - хищение, спекуляция, подделка
документов, подпольное производство? И кто он, этот Сенькевич? Приметно,
что неглуп, активен, удачлив, коль сразу, с ходу, врасплох, оказался в
неподготовленной к осмотру квартире, среди кричащих примет денежного
избытка.
Децкий решительно встал и пошел к телефону. Сначала он позвонил одной
старой знакомой, о которой знал точно, что друг ее семьи - лучший адвокат,
и попросил с возможной скоростью разузнать мнение об инспекторе уголовного
розыска Сенькевиче. Затем он позвонил на работу Павлу и предупредил, чтобы
он и Петр Петрович обязательно его дождались. Затем он договорился с
Данилой Григорьевичем, что заедет к нему по чрезвычайному делу через час.
Наконец, Децкий позвонил в комиссионку Катьке и условился с ней о свидании
в кафетерии через полтора часа.
Выполнив эти звонки, Децкий разделся, принял душ, побрился и для
бодрости тридцать раз отжался от пола. Машинально все это делая, Децкий
думал о похитителе. Вечернее предположение о вине контролерши, и тем более
о групповой вине сберкассовских, казалось теперь бессмысленным, несуразным,
глупым; что водочкой подсказано, думал Децкий, то умом не блещет, все зло
на земле от нее, все глупости, ошибки, провалы. Контролерша здесь сбоку
припека. Конечно, имела она на руках его адрес, и подпись, и прежние
ордера, по которым несложно подделать почерк, но не было у нее и быть не
могло самого необходимого - ключей. Отмычками же его замки повышенной
секретности мог открыть только специалист экстракласса. Но вот и эксперт не
нашел следов отмычки. И еще, не могла знать та контролерша планов семьи на
выходные. Тут Децкий допустил, что она могла установить связь с кем-то из
его круга, кто дал или продал исчерпывающую информацию, но опять-таки
возникал в этом хищении "свой" человек, знавший семейный уклад, порядки,
квартиру, имевший доступ к ключам, хотя бы минутный доступ, чтобы снять с
них слепок для производства копии. Но если думать, что похищение исполнил
или организовал свой, тогда становились непонятными цель, задача, смысл
этого огромного риска.