"Константин Иванович Тарасов. Золотая Горка" - читать интересную книгу автораявились в полночь на квартиру и не повесили на крюке в прихожей, как это
сделали петербургские боевики с попом. Да, добром он не кончит, думалось мне. Вчера ему повезло, завтра сцапают. Он обречен, потому что опасен. Он опасен, потому что привык превращать людей в средство. Он сознательно, Скарга несознательно, но это ничего не меняет. Кто сильнее, тот всегда давит слабого, используя его, как средство. Разве не Антон и Пан виновны в смерти Адама? Ни минуты не совестились. Всегда у них виноват кто-то - царь, полиция, наконец, сам погибший, мол, плохо стерегся, нарушил "золотые правила" конспирации. Типография! Типография! Охрана! Смешно. Что пользы с боевика-охранника, когда приходит наряд из десяти городовых. Адам, как чувствовал свою близкую гибель, печально шутил, что приказано охранять склеп, где его похоронят. Так и произошло. Как в воду глядел. Что можно сделать одним наганом! Казнить сановника - да, вступать в бой - нет. Ну и что напечатано в том погребе? Жалкая листовка, плод бессонной ночи Антона. Народ прямо-таки умер бы с горя, если бы ее не напечатали. Ну, напечатали. Что, пробудились минские обыватели? Как были бараны, так и остались! А человека нет. Вот еще доказательство - Скарга. Один против дюжины - самоубийца. А возразишь - ренегат, трус, измена святому делу! И служишь - называется, освобождению народа, идеалам земного рая, а в реальности - честолюбивым людям, которые получили в партии властные полномочия. Антон придумает, решительные боевики исполнят. А попробовал бы сам посидеть в погребе с револьвером в руке и победить полвзвода. Вон как вчера заколодило при перестрелке. Дар речи утратил. Приказывать, разумеется, легко. За писание листовок три года ссылки дают, за револьвер - пять лет каторги... таких оголтелых революционеров, как Пан. Непонятно, за что его Скарга любил. Может, не любил, а ценил. Это не одно и то же. Владимир Пан - эсеровский боевик! Нет уж, позвольте рассмеяться. Обычный криминальный тип. Еще бы ему не ратовать за равенство и свободу. Смена строя и равенство избавят его от работы на стеклозаводе. Ну, а что ему мечталось делать в обновленном справедливом обществе? Бутылки под сельтерскую? Вот уж нет. Сам говорил, что готов исполнять обязанности охраны в государстве победившего народа. То есть занял бы место Живинского. Дальтоник. Мир в две краски. Ну как может понимать равенство, справедливость, закон человек, который после начальной школы не прочел ничего, кроме партийной программы и листовок. Пришлось застрелить его, чтобы не убил меня. Привел же его черт три дня тому в вокзальный ресторан, когда Живинский выспрашивал о возможных маршрутах Скарги в городе. Дурак был ротмистр Живинский. Нашел место для таких бесед. Кофе ему там нравилось пить. Пан звериным чутьем учуял неладное. Назавтра встретились - у него глаз ледяной, то есть займется проверкой. А чтобы потеплел - придется вновь теракт, эксы, изъятия типографских наборных касс. Ну уж нет. Лучше один собственный грех, чем десять в чужой упряжке. Бессонная была ночь. В пять утра из дома вышел, через час к Пану постучал. Тот на заводик свой собирался. Пришлось финтить: "Антон прислал. Записка!" Тот впустил, сел за стол, взял запечатанный конверт, разрывает - две руки заняты, висок открыт... А теперь, слава богу, и Живинского нет, убрал его Скарга. Знать бы вчера днем, что он ротмистра в гроб уложит, не пришлось бы звонить и говорить четыре слова "Костел Роха. Девять вечера". Как было допустить, что стрельбу откроют. Тупицы. На Немиге |
|
|