"Андрей Тарасов. Между нами мужчинами (о воспитании подростков)" - читать интересную книгу автора

возмущением обнаружили девушку, щеголявшую в мужском наряде. Эта дерзкая
особа чуть-чуть было не получила даже степень бакалавра наук. Однако борцы
за женственность заточили студентку в монастырь. Подсчитайте, если
сможете, сколько надо было бы построить сейчас монастырей, чтобы расселить
по ним всех наших студенток и аспиранток.
Трудно, конечно, ныне определить, были указанные возмутительницы
спокойствия особенно женственными или нет. Но то, что тяга к знаниям,
науке, профессии, требующей сложной специальной подготовки, вполне может
сочетаться с высочайшей мерой женственности, у нас уже сомнения не
вызывает. Как и совместимость с этим качеством готовности к ратному
подвигу, к защите Отечества... Пьеса "Давным-давно" (по ней был потом
поставлен фильм "Гусарская баллада"), похоже, именно тому и посвящена,
чтобы доказать возможность такого сочетания.
И если Шурочке Азаровой, прототипом которой послужила Надежда Андреевна
Дурова, чтобы отстоять свое право на участие в боях с иноземными
захватчиками, пришлось еще (по примеру своих лихих предшественниц)
переодеваться в мужскую одежду, то участницы другой - Великой
Отечественной - войны уже могли не скрывать своего пола. Их воинское
мужество вызывало в мужских сердцах только восхищение и нежность.
В связи с этим хотелось бы еще раз подчеркнуть:
пытаться связать понятие маскулинизации с самим фактом проявления
женщинами таких "исконно мужских" качеств, как сила духа, мужество,
отвага, стойкость, верность долгу, безотносительно к тому, где, как и во
имя чего проявляются эти качества, - значит проявлять дремучий
интеллектуальный провинциализм, постыдную для нас, мужчин, ограниченность.
Не могу в этом разговоре обойти молчанием "Блокадную книгу" Алеся
Адамовича и Даниила Гранина.
Многие факты, приведенные в ней, побуждают к весьма серьезным раздумьям
о природе человеческой. В том числе природе мужской, женской... Мучительно
читать дневник Юры Рябинкина, который свое шестнадцатилетие отметил в
блокадном Ленинграде, а до семнадцатилетия уже не дожил - умер от голода.
Какие нечеловеческие страдания приносила ему ежедневная, ежеминутная
борьба его голода и его совести! Чтобы получить те мизерные порции еды,
которые полагались по карточкам, надо было в морозы выстаивать часами в
очередях. Мать работала да еще бегала по инстанциям хлопотать об
эвакуации. Сестренка Ира была еще мала, приходилось Юре стоять в очередях,
нести домой продукты и терпеть муки, чтобы не отщипнуть, не лизнуть, не
откусить. Не всегда совести удавалось при этом победить голод. И тогда к
физическим мукам добавлялись не менее тяжкие страдания нравственные.
"...У меня такое скверное настроение и вчера и сегодня, - читаем мы в
дневнике Юры. - Сегодня на самую малость не сдержал своего честного слова
- взял полконфетки из купленных, а также граммов сорок из двухсот кураги.
Но насчет кураги я честного слова не давал, а вот насчет полконфетки...
Съел я ее и такую боль в душе почувствовал, что выплюнул бы съеденную
крошку вон, да не выплюнешь... Ну что я за человек!.."
"Не могу... Рядом мама с Ирой. Я не могу отбирать от них их кусок
хлеба. Не могу, ибо знаю, что такое сейчас даже хлебная крошка. Но я вижу,
что они делятся со мной, и я, сволочь, тяну у них исподтишка последнее..."
Нет, не для того я вспомнил про Юру в разговоре о силе женского духа,
чтобы упрекнуть его (юношу, почти мужчину) в слабости. Пусть этим