"Е.В.Тарле "Павел Степанович Нахимов" [И]" - читать интересную книгу автора

сокрушительной русской морской победе. "Вы не можете себе представить
счастье, которое все испытывали в Петербурге по получении известия о
блестящем Синопском деле. Это поистине замечательный подвиг" - так
поздравлял Василий Долгоруков, военный министр, князя Меншикова,
главнокомандующего флотом в Севастополе. Николай дал Нахимову Георгия 2-й
степени - редчайшую военную награду - и щедро наградил всю эскадру. Слава
победителя гремела повсюду.
Озабочен по поводу Синопа и сосредоточен был с самого начала лишь
один человек во всей России - Павел Степанович Нахимов.
Конечно, чисто военными результатами Синопского боя Нахимов, боевой
командир, победоносный флотоводец, был доволен. Колоссальный, решающий
успех был достигнут с очень малыми жертвами: русские потеряли в бою 38
человек убитыми и 240 человек ранеными, и при всех повреждениях,
испытанных русской эскадрой в бою, ни один корабль не вышел из строя, и
все они благополучно после тяжелого перехода через бурное Черное море
вернулись в Севастополь. Мог он быть доволен и своими матросами: они
держали себя в бою превосходно, без тени боязни, быстро, ловко, дружно
выполняя все боевые приказы. Прекрасно действовали и его
артиллеристы-комендоры. Наконец, мог Нахимов быть доволен и собой, а он
ведь учил, что начальник обязан строже всего и в мирное время, но особенно
в бою, относиться именно к себе, потому что на него все смотрят и по нему
все равняются. На него смотрели и матросы и любовались им в Синопский
день. "А, Нахимов! Вот смелый! Ходит себе по юту, да как свистнет ядро -
только рукой, значит, поворотит: туда тебе и дорога!" - рассказывал, лежа
в госпитале в Севастополе, изувеченный взрывом участник боя матрос Антон
Майстренко.
Итак, собой и своим экипажем Нахимов мог быть вполне удовлетворен.
"Битва славная, выше Чесмы и Наварина! Ура, Нахимов! Михаил Петрович
Лазарев радуется своему ученику!" - так писал о Синопе другой ученик
Лазарева - адмирал Корнилов. Сам Нахимов тоже помянул покойного своего
учителя и в свойственном себе духе: "Михаил Петрович Лазарев, вот кто
сделал все-с!" Это полное отрицание собственной руководящей центральной
роли было совершенно в духе Нахимова, лишенного от природы и тени
какого-либо тщеславия или даже вполне законного честолюбия.
Но в данном случае было и еще кое-что. У нас есть ряд свидетельских
показаний, исходящих от современников (Богдановича, Ухтомского, адмирала
Шестакова и др.) и совершенно одинаково говорящих об одном и том же факте
- о настроении Нахимова вскоре после Синопа: "О возбужденном им восторге
он говорил неохотно и даже сердился, когда при нем заговаривала об этом
предмете, получаемые же письма от современников он уклонялся показывать.
Сам доблестный адмирал не разделял общего восторга". Он не любил
вспоминать о Синопе, утверждают другие. Он говорил, что считает себя
причиной, давшей англичанам и французам предлог войти в Черное море,
говорят третьи. "Павел Степанович не любил рассказывать о Синопском
сражении, во-первых, по врожденной скромности и, во-вторых, потому, что он
полагал, что эта морская победа заставит англичан употребить все усилия,
чтобы уничтожить боевой Черноморский флот, что он невольно сделался
причиной, которая ускорила нападение союзников на Севастополь".
Случилось именно то, чего он опасался.