"Е.В.Тарле "Павел Степанович Нахимов" [И]" - читать интересную книгу автора

Глава 3


От синопского разгрома спасся бегством, таким образом, единственный
турецкий пароход "Таиф", на котором командовал английский моряк сэр
Адольфус Слэд, называвшийся, как сказано, по турецкой службе адмиралом
Мушавер-пашой. Уйдя от русской погони, Мушавер-паша примчался в
Константинополь 2 декабря и тотчас сообщил о катастрофе.
Турецкое правительство растерялось до такой степени, что чуть ли не в
один и тот же день главному начальнику всех турецких морских сил
(Капудан-паше) было объявлено, чтобы он не смел показываться на глаза
разгневанному на него падишаху, а затем ему же был дан великим визирем и
Решид-Мустафой-пашой любопытный по своей полной нелепости приказ:
немедленно выйти в Черное море с четырьмя оставшимися в Босфоре фрегатами.
Зачем выйти? Кого и зачем искать? Неизвестно. Но турецкие дела в то время
не зависели ни от Решида, ни даже от самого падишаха, "повелителя
правоверных", а только и исключительно от лорда Стрэтфорда-Рэдклифа.
Английский посол сейчас же, конечно, отменил затевавшуюся бессмысленную
авантюру с четырьмя турецкими фрегатами.
4 декабря, то есть через четыре дня после Синопа, вот что он писал в
Лондон: "К прискорбию, очевидно, что мир в Европе подвергается самой
непосредственной опасности, и я не вижу, как мы можем с честью и с
благоразумием, понимаемым в более широком и истинном смысле, воздержаться
далее от входа в Черное море со значительными силами, каков бы при этом ни
был риск". Стрэтфорд, делавший в Константинополе все от него зависящее,
чтобы довести дело до войны, тут же, в официальной бумаге, уповает на
лжесвидетельство со стороны самого создателя: "Бог знает, что мы довели
наше воздержание (fordearance) и любовь к миру до таких размеров, которые
породили много затруднений и чреваты опасными случайностями".
Стрэтфорд неспроста вставил эту фразу о воздержании и любви к миру.
Только во вторую неделю декабря по Лондону стала распространяться
весть о том, что Нахимов уничтожил 30 ноября турецкий флот.
Русский посол в Лондоне Бруннов спешил донести в Петербург о
потрясающем впечатлении, произведенном в Лондоне этой русской блестящей
морской победой. Он сразу же правильно уловил основной мотив возмущения в
прессе и в широких слоях общества: "Где была Великобритания, которая
недавно утверждала, что ее знамя развевается на морях Леванта затем, чтобы
ограждать и оказывать покровительство независимости Турции, ее старинной
союзницы? Она оставалась неподвижной. До сих пор она не посмела даже
пройти через пролив. Это значит дойти до предела позора. Жребий брошен.
Больше отступать уже нельзя, не омрачая чести Англии неизгладимым пятном".
Бруннов не скрывает опасения, что под влиянием таких нападок английское
правительство может решиться на активное выступление.
Тут не место распространяться об общих причинах, побудивших Англию и
Францию взяться за оружие в 1854 году. Здесь достаточно сказать, что 17
декабря английский посол при французском дворе лорд Каули имел разговор с
Наполеоном III, после которого немедленно сообщил министру иностранных дел
Кларендону: "Французское правительство полагает, что Синопское дело, а не
переход (русских войск - Е. Т.) через Дунай должно бы быть сигналом к