"Шандор Татаи. Витязь с двумя мечами " - читать интересную книгу автора

- Скажи правду, косолапый, ведь ты мертвый? Ведь ты пошутил, верно? Сам
посуди, на что это похоже: быть живым и пугать бедного Буйко?!
Когда же он убедился, что медведь и в самом деле мертв, стал клянчить у
Пала:
- Отдай мне, хозяин мой Палко, медведя. Обещай, что отдашь. Ты погляди,
какой у него язык красный.
- Зачем тебе медведь, Буйко?
- А я себе из шкуры подстилку сделаю. Вот уж мягко спать будет.
- Так и быть, медведь твой! - согласился Пал. - Бери и успокойся.
Ухватил Буйко зверя, а с места сдвинуть не может. Пришлось за дело
взяться Палу; поднял он медведя и понес в сарай - пусть до вечера полежит, а
потом они его освежуют. Буйко держал медведя за хвост, а был он малый с
придурью и оттого в своем глупом веселье сложил с ходу песню и тут же ее
пропел:

Если дохлый был медведь,
Буйко сможет одолеть
Дохлого медведя!
На свою постель без шуму
Буйко приспособит шубу
Этого медведя!
Ты, медведь косолапый,
Не сердись на меня![2]

Подняли парни тушу и на двух крепких веревках втащили под потолок.
Потом Буйко пошел на мельницу смазать вал к началу работы. А Пал ненадолго
вернулся к тетушке Оршик. Старушка держала на коленях корзину, перебирала
бобы и тихонько всхлипывала.
- О чем закручинилась, тетушка Оршик? Может, разобиделась на меня за
медведя?
- Знаю, не обидишь ты меня, голубчик. Вспомнилось мне, что сегодня
ровнехонько двадцать лет, как напали на нас окаянные турки.
- Расскажи, тетушка Оршик, как это было! - попросил Пал.
- Эх, Пал, большое дитя, сколько раз ты об этом слышал!..
- Теперь в последний... Была, значит, ночь...
- Ну, слушай, - вздохнула старуха. - Была ночь, глухая да темная, хоть
на куски ножом ее режь. Доброго отца твоего не было дома. Ушел он за горы
траву искать - сильно ты тогда расхворался. Все мы - твоя матушка, сестрица
да я - сидели у твоего изголовья. Светильник наш давно погас, а мы все сидим
во тьме, не спим. Вдруг видим: за окнами багровое зарево. Выбежали во двор -
вся деревня огнем полыхает. Плач стоит над деревней, крики, стоны, слышится
дробный стук копыт. Конский топот все ближе, ближе. И вон оттуда, где дорога
спотыкается о пригорок, вылетают турецкие спаги[3] с факелами в руках... Мы
со всех ног бросились в дом.
- Будь я тогда постарше, тетушка Оршик, всех бы злодеев язычников
своими руками уложил.
- Мал ты был еще, голубчик. Так мал, что на ладони моей умещался...
Будто снежная лавина с горы, неслись на нас окаянные турки. А дверь мы в
переполохе забыли запереть, и ворвались они, нехристи, в дом. Сразу
накинулись на мать и сестрицу. А я хвать тебя на руки да шмыгнула в окно. И