"Уильям Мейкпис Теккерей. Модная сочинительница" - читать интересную книгу автора

обучения не требуется, всякому же, кто в этом усомнится, мы советуем
обратиться к широко известным современным сочинениям, и если он обнаружит в
них крупицу знаний, или хотя бы поверхностное знакомство хоть с
какими-нибудь книгами на каком-нибудь языке, или если его вдруг покоробит от
никчемного, вышедшего из моды строгого соблюдения правил грамматики, мы
обязуемся взять свои слова обратно. На днях ко мне зашел один мой друг; он
был в весьма расстроенных чувствах. Его бесценный мальчик, некоторое время
служивший в конюшнях мистера Тилбери, прельстившись плисовыми панталонами
джентльмена, подвизавшегося в том же заведении, присвоил себе упомянутую
принадлежность туалета, а затем уступил ее за бесценок одному родственнику,
если не ошибаюсь, - своему дяде. За эту безобидную шалость несчастного Сэма
схватили, судили и приговорила к шести месяцам бессмысленной черной работы в
исправительном доме.
- Несчастный малый и раньше-то был непутевый, - заметил его отец,
взывая к моему человеколюбию, - он еще на конюшне набрался разных уличных
словечек, а послушали бы вы его теперь, после того как он вернулся с
принудительных работ! Он так выражается, хоть святых вон выноси! Боюсь, что
он станет самым заправским вором, а ведь он очень смышленый, умеет читать и
писать, и такой бойкий да шустрый, но из-за этой истории с панталонами никто
не захочет взять его на работу!
- Как! - вскричал ваш покорный слуга, пораженный недалекостью своего
друга. - У вас такой сын, и вы не знаете, что с ним делать! Смышленый малый,
умеет писать, прошел школу на конном дворе, а потом целых шесть месяцев
пополнял свое образование в университете, то есть я хочу сказать, - в
тюрьме! Да сделайте из него модного романиста, черт бы вас побрал!
И вот я с гордостью могу сообщить, что этот молодой человек, каждый
вечер возвращаясь с работы (днем он подметает улицы, и я советую ему не
бросать столь надежный кусок хлеба), - так вот, с гордостью повторяю, что
каждый вечер он посвящает литературному сочинительству и уже издал
отдельными выпусками самый что ни на есть модный роман.
Я привел этот случай в качестве примера, par example, как сказала бы
наша сочинительница, которой доставляет удовольствие выражаться на дурном
французском языке. Публике нравится либо самое высшее общество, либо
подонки, всякое среднее сословие она считает грубым. От сочинительницы она
ждет самой изысканной розовой воды, а от сочинителя - отбросов из сточной
канавы. Я прочитал столько романов, написанных ее сиятельством, что, ей же
богу, меня привлекают теперь только маркизы. Какого черта нам узнавать об
интригах, несчастьях, добродетелях, разговорах каких-нибудь, скажем,
графинь, когда за наши деньги мы можем прочитать о герцогинях? Что такое
баронет? Тьфу! Меня воротит от грубого красного кулака на его гербе! А
барон? Да у него всего только одним шаром больше, чем у ростовщика, и,
честное слово, он столь же зауряден. Дражайшая леди Фламмери, заклинаю вас,
оставьте этих низких людишек, ради всего святого, не опускайтесь в своем
следующем романе ниже герцогского звания! Ну что бы вам написать: "Альберт,
или Виндзорские сплетни"? Действие должно происходить в фешенебельных
кругах, где неожиданно происходят какие-нибудь разоблачения, захватывающие
переживания и т. д. и т. п. Правда, вам придется ввести виконта, что,
разумеется, вульгарно, по мы, так и быть, простим это ради его министерского
портфеля, - сия благородная деталь послужит некоторым искуплением
вульгарного титула. Затем вы могли бы написать "Леопольд, или Невеста Нейи",