"Уильям Мейкпис Теккерей. Виргинцы (книга 2)" - читать интересную книгу автора

выполнила свою роль искусно и точно. С Мюзо мне даже не пришлось больше об
этом говорить, - мы поняли друг друга. Индианка же давно получила
возможность свободно сноситься со мной. Она выходила меня, когда я лежал
раненый, ухаживала за мной во время моей болезни, убирала мою каморку и
стряпала для меня. Ей разрешалось выходить за пределы форта - и к реке, и в
поле, и на огороды, откуда она приносила овощи и зелень для нашего
маленького гарнизона.
Проиграв в карты больше половины всех денег, вырученных за меха,
охотник забрал свои запасы кремней, пороха и одеял и ушел. А через три дня
после его ухода Лань дала мне понять, что для меня настало время cделать
попытку вырваться на свободу.
Когда мой добрый Флорак доставил меня, раненого, в форт, он поместил
меня в своей офицерской комнате и уступил мне свою постель. Когда все
офицеры, за исключением старого поручика, покинули форт, мне было разрешено
остаться в том же помещении, и временами я пользовался довольно большой
свободой и даже получал приглашение разделить трапезу с своим захмелевшим
тюремщиком, а иной раз меня держали под замком и на голодном пайке пленного.
Жил я в маленьком бревенчатом домишке, совершенно таком же, как полдюжины
других домишек форта. В форте имелось всего четыре легких пушки, и одна из
них стояла на бастионе, как раз позади моего домишка. С этого бастиона к
западу открывался вид на маленький островок у слияния двух рек - Огайо и
Мононгахилы. На берегу, где был расположен форт Дюкен, как раз напротив
острова росло несколько деревьев.
"Тебе видеть там деревья? - спросила меня Лань на своем ломаном
французском языке накануне дня, назначенного для побега. - Он ждать тебя
там, за деревья".
Днем двери моего домика не запирались, и Лань свободно могла приходить
и уходить. Накануне побега она пришла с поля с мотыгой в руке и целой
корзиной зелени и овощей для супа. Присев на скамейку возле моего крыльца,
она поставила сбоку свою корзину и прислонила мотыгу к двери. Я стоял и
разговаривал с ней, но был настолько несообразителен, что мне и в голову не
пришло воспользоваться этой мотыгой, пока Лань попросту не зашвырнула ее
через открытую дверь ко мне в комнату.
"Спрячь! - сказала она. - Скоро тебе нужна будет". И в этот же день к
вечеру она указала мне на деревья. А на другой день она пришла ко мне и с
чрезвычайно рассерженным видом принялась громко кричать:
"Милорд, милорд, почему не идешь комендант обедать? Он плохой,
сердитый, Entendez-vous?" {Понимаете? - (франц.).} И, выкрикивая это, она
просунула голову ко мне в комнату и бросила мне толстую веревку.
"Иду, Лань", - сказал я и заковылял следом за ней на своем костыле.
Возле двери коменданта она шепнула мне: "Pour ce soir {Сегодня вечером
(франц.).}", - и я понял, что час пробил. А Мюзо вроде как ничего и знать не
знал. Откуда ему знать! Он хмуро взглянул на меня и сказал, что суп совсем
простыл. Пристально на меня поглядывая, он болтал о разных пустяках, - и не
только в присутствии слуги, но и потом, когда мы, оставшись одни, закурили
трубки и принялись играть в пикет. А Лань, по своему обыкновению, забилась в
угол.
Опорожнив бутылку виски, он сказал, - как мне показалось, довольно
многозначительно, - что должен выпить еще стаканчик: оба мы, сказал он,
должны выпить сегодня еще по стаканчику. И, встав из-за стола, он направился