"Уильям Мейкпис Теккерей. Виргинцы (книга 2)" - читать интересную книгу автора

Накануне вечером Джордж Уорингтон поведал госпоже де Бернштейн только
что услышанную нами историю своих злоключений, вернее - некоторую ее часть,
ибо старая дама на протяжении всего повествования не раз начинала клевать
носом; но стоило только Джорджу умолкнуть, как она тотчас пробуждалась,
заявляла, что все это необычайно интересно, и требовала, чтобы он продолжал.
Молодой человек покашливал и запинался, что-то невнятно бормотал, краснел и
без всякой охоты принимался рассказывать дальше, и, конечно, рассказ его и
наполовину не был так хорош, как тот, что он преподнес в тесном дружеском
кругу на Хилл-стрит, где изумленный взгляд Этти, исполненный сочувствия
взгляд Тео, излучающее доброту лицо маменьки и растроганное выражение лица
папеньки могли послужить достаточным признанием для любого скромного юноши,
чье красноречие нуждается в некотором поощрении. При этом, по словам
генерала, маменька вела себя совершенно как пресловутый сапожник мистера
Аддисона, и любая трагедия могла бы сделать на театре полный сбор, если бы
маменьке предоставили место в передней ложе, где бы она просто сидела и
плакала. Вот почему мы избрали дом лорда Ротема в качестве тех подмостков,
где читателю предстояло впервые ознакомиться с историей Джорджа, - нам
казалось, что Джордж должен поведать ее в благоприятной обстановке, а не
перед сонной, циничной старой дамой.
- Право же, мой дорогой, все это прекрасно и крайне интересно, -
молвила госпожа де Бернштейн, поднося к лицу три очаровательных пальчика в
кружевной митенке, дабы прикрыть конвульсивные движения рта. - Ваша матушка
была, должно быть, в восторге, когда вы перед ней предстали.
Джордж едва заметно пожал плечами и отвесил низкий поклон; острый
взгляд тетушки несколько секунд оставался прикованным к его лицу.
- Разумеется, она была вне себя от восторга, - сухо продолжала старая
дама, - и небось приказала зарезать откормленного тельца и... Ну и все
прочее, что полагается. Впрочем, почему я сказала "тельца". Сама не знаю,
ведь вы, племянник Джордж, никогда не были блудным сыном. Скорее это могло
бы относиться к тебе, мой бедный Гарри. Тебе так часто приходилось бывать в
обществе свиней. Бессовестные твои приятели попросту очистили твои карманы.
- Он прибыл в Англию к своим родственникам, сударыня, - с горячностью
произнес Джордж, - и его приятели были друзьями и вашей милости.
- Он не мог бы найти себе худших советчиков, племянник, и я бы давно
сообщила об этом сестре, если бы она соблаговолила прислать мне с ним
письмо, как прислала с вами, - заявила старая дама, надменно вздернув
голову.
- Ну и ну! - сказала она в тот же вечер своей камеристке, одеваясь,
чтобы отправиться на раут. - По лицу этого молодого человека я поняла, что
маменька была скорее огорчена, нежели обрадована его воскресением из
мертвых. Подумать только - огорчена! Меня это просто взбесило! Ему бы,
видно, лежать себе и лежать тихонько, где свалился, возле дерева, и надо же
было этому Флораку потащить его в форт! Я знавала этих Флораков, когда
бывала в Париже во времена Регентства. Они из иврийских Флораков. До Генриха
Четвертого это был совсем незнатный дом. Один из предков был фаворитом
короля. Фавориткой, хотела я сказать, ха, ха! Брет, entendez-vous? {Вы
понимаете? (франц.).} Подайте мне мою сумочку с картами. Мне не нравится
надутый вид этого мосье Джорджа, однако он похож, очень похож на своего
деда: тот же взгляд, а порой и в голосе что-то... Вы, верно, слышали о
полковнике Эсмонде в те годы, когда я еще была молода? У этого мальчика его