"Николай Дмитриевич Телешов. Против обычая (Из цикла "По Сибири")" - читать интересную книгу автора

- Какое?
Писарь пожал плечами и, видимо, стеснялся.
- Ну, говори, какое соображение! - настаивал Волынцев.
- Не обижают никою... Их не трогают, и они не трогают!..
- Мило!.. - возмутился Василий Михайлович. - Возможно ли тогда хоть
какое-нибудь уважение к власти?
Ведь допускать это - значит, сознаваться в своем бессилии, войти с ними
в стачку!.. Нет, мой друг, этому не бывагь!.. Я не позволю мужикам
откупаться от этих сорванцов. Ни за что на свете! Завтра же положу запрет.
У меня шутки плохи!
В назначенный день собрались старшины волынцевского участка и покорно
ожидали "штучки", какую заблагорассудится выкинуть их новому начальству.
Уже заранее они не были с ним согласны, хоть и не знали еще, в чем дело.
Когда же к ним вышел Василий Михайлович, в новом мундире, стройный,
красивый, с блестящими глазами, они сразу смутились и оробели. Он упрекнул
их за беспорядки и объявил, что за такие дела самих сажают в острог, что,
укрывая и помогая беглым, они действуют против закона и что если он только
узнает, что где-нибудь кто-нибудь ослушается его приказания, - всех под
суд отдаст как сообщников. Старшины молча поклонились, и только один
старик, покрутив головой, осмелился проговорить:
- Слушаем... Прикажем, ваше высокоблагородие...
Только ладно ли будет?
- Чтоб было! - рассердился Волынцев и топнул ногою.
Старшины опять поклонились и разошлись с понурыми головами.


III


Весь вечер лил дождь. Волынцев шагал из угла в угол по своим небольшим
комнатам, обдумывая возникший вопрос и проверяя самого себя.
"Конечно, я прав! - мысленно решал он. - Конечно, прав!"
Однако недовольство собою, чувство чего-то неладного, как будто
внутреннего разлада и сомнительной правоты мешали ему успокоиться.
"Вот почему, - думал он, - не страшит и Сибирь закоренелых
преступников: они знают, что могут убежать, что в бегстве будут сыты,
одеты, а главное - расчет на сочувствие и поддержку в народе".
То смущаясь, то ободряясь надеждой искоренить преступление - вековое и
общее, вошедшее в местный обычай, даже, по словам писаря, в священный долг
населения, - Волынцев видел в этом необыкновенный подвиг. В мыслях его
порою вспыхивала радость, потому что борьба совпадала с целью - учиться и
выдвинуться, ради чего он покинул Петербург, родных и забрался в эту
глушь, отделив себя добровольно от всего цивилизованного мира.
В волнении и раздумье он подошел к окну.
Там, за окном, было серо и мутно: дождик бился в стекла, где-то
чудилась однотонная песня ветра, и было скучно везде и сиротливо. Волынцев
засмотрелся. Он видел перед собой пустынную улицу сквозь густые сумерки,
видел грязную, потемневшую дорогу, постепенно сливавшуюся с дождем и
вечерними тенями. Мысли его мало-помалу становились бессвязнее, уносясь
куда-то, возвращаясь и перепутываясь. Манила предстоящая борьба,