"Николай Дмитриевич Телешов. Начало конца (Из цикла "1905 год")" - читать интересную книгу автора

ударяя кулаком по столу. - Царь и его родня! Царь имеет, по официальным
документам, до семи миллионов десятин земли в личной собственности.
Семь миллионов десятин! это страшно сказать. Это почти невозможно себе
представить!.. Царь - это первый богатейший помещик во всей стране.
Поэтому, товарищи, чтоб наделить народ землею, необходимо уничтожить
прежде всего самую власть царя, которая держит землю, и уж тогда передать
всю землю в руки всего народа. Народная воля и народная власть должны
стать на место царской власти и царской воли!
Ураганом восторженных криков и стуков ответил зал на эти слова.
- К оружию! Победа или смерть! - громом раскатывались возгласы по всему
театру, перекидывались в сад, вылетали на улицу.


IV


На эстраду поднялся новый оратор, и Девяткин с волнением ожидал от него
еще более нового и более резкого, чем только слышанное. Но оратор не
начинал говорить, а нагнулся к председателю и что-то сказал ему, не
слышное никому в зале. Ларион Иванович видел, как дрогнули черные брови
председателя и весь он выпрямился и сбросил с носа пенсне. Потом подошли к
нему сзади еще три человека и о чем-то стали быстро и горячо говорить ему,
но в зале опять никто ничего не слышал и не понимал.
Стояла с минуту странная, напряженная тишина, и вдруг председатель
поднялся со своего стула, постучал по столу карандашом и отчетливо и
спокойно проговорил:
- Товарищи! Должен сообщить вам, что театр и сад, где мы находимся,
окружены войсками. Кольцо это стягивается, и, вероятно, через несколько
минут из сада выхода не будет. Предлагаю сохранить полное спокойствие.
Но вместо спокойствия собрание ответило крайним волнением. Застучали и
затрещали скамьи, затопали тысячи ног, и часть толпы шарахнулась к
выходам. Одни прыгали через барьеры в ложи, другие поспешно протискивались
по рядам и проходам, но большинство стояло на местах и стыдило малодушных.
Но те, несмотря ни на что, стремились уйти как можно скорее.
- Товарищи! Призываю к порядку!
- Товарищи! Споем "Марсельезу"!
- "Марсельезу"! - отдельными выкриками раздавались бодрые голоса, и
вдруг всем залом, тысячным хором, молодыми, восторженными голосами
поднялась бурная песня:


Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног!..
Мы не чтим золотого кумира,
Ненавистен нам царский чертог!..


Эта песня захватывала и будоражила Девяткина. Он не знал, что ему
теперь надо делать. А решаться на что-нибудь необходимо было сию же
минуту. Бежать ли поскорей, покуда цел, вместе с другими, или остаться до