"Николай Дмитриевич Телешов. Начало конца (Из цикла "1905 год")" - читать интересную книгу автора

Трудом своим достану, а не то чтобы что...
Он умолк, не желая раздражать попутчиков, но мысленно был против них,
когда подвода тронулась дальше в путь и компаньоны его с увлечением начали
высчитывать стоймость добычи.
- Все одно: если не мы, так другие возьмут, - пробовали убедить они
Девяткина, но тот был верен себе и возражал:
- Пусть другие берут, коль хотят. А мне воровское претит.


VI


С Дальнего Востока тянулись воинские поезда; истомленные неудачами и
поражениями, возвращались домой полуголодные мужики, подставлявшие свои
лбы под пули и свои груди под штыки и сабли - неведомо почему, неведомо за
что. Быть убитыми или в лучшем случае искалеченными в самом расцвете жизни
требовалось от них не просто как должное и неизбежное, но как желательное,
исходящее от них самих. А мужикам хотелось жить и быть здоровыми и
счастливыми, а вовсе не мертвецами или уродами.
И вот в сознании того, что все ужасное и нелепое кончено, что войны
больше нет, что они разъезжаются по домам живыми и пригодными к жизни,
нетерпение их росло с каждым днем, а раздражение усиливалось с каждой
новой задержкой. Как вдруг перед самой Москвой, на какой-то ничтожной
станции Люберцы останавливают дружинники, входят в вагон к старшему
офицеру и твердо заявляют от имени революции:
- Сдавайте оружие, свое и солдатское, иначе дальнейшего пропуска не
дадим и паровоз отцепим.
В вагоне, а затем и во всем поезде поднимался гомон.
Всем хотелось скорее домой; секунды промедления казались часами;
кричали, требовали, грозили, и офицеру волей-неволей приходилось
сдаваться. Сабли, ружья, патроны, револьверы, сумки и саперные инструменты
быстро сбрасывались в кучу на люберецкую землю, и обезвреженный поезд с
веселыми солдатами отпускался в Москву.
Ларион Иванович, приехав к жене, только одну ночь провел спокойно. На
другой же день настала тревога. И тревога была страшная: все шептали один
другому, предупреждая, настораживаясь и не зная, что делать:
- Казаки приехали из Москвы на конях. За плечами ружья, в руках пики,
сбоку шашки... Не жди добра!
Сергей Щукин, мрачный, но твердый, взял за руку Лариона Ивановича и
сказал ему:
- Пока прощай, Ларя. Ни слова никому об этом. И сестре своей не говори.
Дело серьезное. За казаками идут семеновцы - из Питера выписали - это
штука неладная.
Много крови прольют. В Перове они расстреливают людей, как баранов,
порют штыками неповинных. Скоро и к нам ворвутся... Приходится спасать
положение и удирать с делами немедленно, пока не поздно.
- Куда же? - в страхе спросил Девяткин.
- Пока в Фаустово, а там видно будет. - Но - ни слова об этом! - поднял
он указательный палец. - Ни слова! Никому!
Он ласково положил на плечи Лариона Ивановича свои огромные руки и