"Владимир Тендряков. Не ко двору" - читать интересную книгу автора

на Курильских островах, посылала ему вместо подарков книги. На каждой книге
по титульному листу четким почерком делала надпись вроде: "Жизнь человеку
дается только один раз, и прожить ее надо так..." Надписи были красивые и
гордые по смыслу, но широко известные. В подходящих случаях молодежные
газеты их печатают особняком или цитируют в передовых статьях. От себя же
Нина добавляла к ним всегда одно и то же: "Помни эти слова, Витя". Беда
только - в последнее время Витя стал отвечать на письма далеко не так часто,
как прежде.

18


Казалось бы, все просто: раз решил и решил окончательно - порвать с
домом Ряшкиных, раз понял, что жить под одной крышей с Силантием Петровичем
и Алевтиной Ивановной нельзя, раз убедился, что Стеша не та жена, обманулся
в ней, так что ж мучиться? Порвал, кончил и забыл!
Но забыть не мог Федор.
По ночам, когда он ворочался с боку на бок, не мог заснуть, отчетливо
вспоминалась Стеша - вздернутая вверх юбка на животе, красное, перекошенное
лицо, темные от ненависти глаза; вспоминал, как она, упав коленями на землю,
выламывала из его рук свои руки, лезла к лицу. Она плюнула, кричала,
обзывала, и все это при людях, а он не чувствовал к ней обиды. Да и как тут
обижаться? Она живой человек, мечтала, счастья ждала, и вот тебе счастье -
оставайся без мужа да с брюхом.
И жалко, и жалеть нельзя. Идти обратно, молчать, отворачиваться,
бояться вздохнуть полной грудью?.. Нет! Кончил! Порвал! Это твердо.
Что же делать?
Хотел Федор уехать подальше, в незнакомые края, к новым людям. Жил бы
на стороне, посылал деньги... Но тетка Варвара всюду поспела. Сам
председатель райисполкома вызывал, спрашивал:
- Уходишь с работы? А что за причина?
"Что за причина!" Этот вопрос задавали все, а Федор на него не мог и не
хотел отвечать. Пришлось бы объяснять, почему бросил жену, пришлось бы
выносить сор из избы... Волей-неволей остался на прежнем месте, в
мастерских.
Чижов, тетка Варвара, другие знакомые Федора старались не заговаривать
с ним о жене. Они понимали - больно! Незачем тревожить.
Чувствуя недоброе, вместе с механиком Аркадием Журавлевым,
комсомольским секретарем МТС, Федор пришел в райком. Нина Глазычева
сумрачным кивком головы указала на стулья, разговор начала не сразу, долго
листала какие-то бумаги - давала время приглядеться, понять ее настроение.
Наконец она подняла взгляд на Федора.
- Товарищ Соловейков!..- сделала паузу.- Всего каких-нибудь полчаса
тому назад на том стуле, который вы занимаете, сидела ваша жена.
Недобрый взгляд, молчание. Федор не пошевелился, лишь потемнел лицом.
- Покинутая жена! Беременная! Вся в слезах! Не помнящая себя от горя!..
Что ж вы молчите? Что же вы боитесь поднять глаза?
Федор продолжал молчать, глаз не поднял, не шевельнулся.
- Вам стыдно? Но я, как комсомольца, вас спрашиваю: что за причины
заставили пойти на такой низкий поступок?.. Не считайте это личным делом.