"Владимир Тендряков. Чудотворная" - читать интересную книгу автора

нашел?..
Родька, напуганный разговором с Казачком, ошеломленный встречей с
безногим Киндей, затравленно озирался. С ума все посходили? Даже Мякишев и
тот к чудотворной пришел. Вдруг да тоже просить будет? Бежать, пока не
поздно! А куда?..
Выручила бабка. Она поднялась из-за стола, спросила непривычно ласково:
- Проголодался небось, внученька? Вот яишенку тебе сготовлю... Что-то
матери твоей долго нету? Пора-то обеденная... Все в колхозе да в колхозе, от
дому отбилась.
Пока бабка орудовала у шестка, жарила на нащипанной лучине яичницу,
Родька, словно связанный, сидел у окна, косил глазом на улицу.
Жена Мякишева тихо плакала, утирала слезы скомканным платочком. Сам же
Мякишев с кисленькой, виноватой улыбкой просительным тенорком оправдывался:
- Я так считаю: оттого и непорядки в жизни, что люди от религии
отступились. А без веры в душе никак нельзя жить.
- Истинно. Забыли бога все, забыли. По грехам нашим и напасти, -
скромненько поддакивала со стороны Жеребиха.
- Вера-то нынче вроде клейма какого. Меня взять в пример... Мне бы не
днем полагалось к вам, а ночью, потаенно, чтоб ни одна живая душа не видела.
Человек я на примете, вдруг да потянут, обсуждать начнут, косточки
перетирать. Легко ли терпеть...
- Ничего, за бога и потерпеть можно, - отозвалась от шестка бабка.
- Так-то так, - не совсем уверенно согласился Мякишев. - Только чего
зря нарываться. Уж прошу, добрые люди, лишка-то не треплите языком, что-де я
сам жену приводил.
Заполнив избу аппетитным запахом, бабка с грохотом поставила на стол
сковороду, пригласила Родьку:
- Садись, золотце, ешь на доброе здоровье. - И, повернувшись к гостям,
стала расхваливать: - Он у нас не какой-нибудь неслух, - чтоб лба не
перекрестил, за стол не сядет. Помолись, чадушко, господу.
Бабка мельком скользнула взглядом. Родька лишь на секунду увидел ее
желтые, в напряженно собравшихся морщинах глаза, но и этого было достаточно,
чтоб понять: ослушаешься - не будет прощения.
- Ну, чего мнешься, сокол? Садись за стол, коль просят. Ну... садись да
бога помни.
Правая рука Родьки, тяжелая, негнущаяся, с деревянным непослушанием
поднялась ко лбу. За его спиной, громко всхлипнув, запричитала Мякишиха:
- Родненький мой, помолись за меня, грешницу. По гроб жизни благодарить
буду...
Родька съежился...


10

Никогда еще так не радовало синее небо, несмелый ветерок с лугов.
Вырвался из дому, от бабки, от Жеребихи, от Мякишихи, от безногого Кинди -
подальше от села! Нате вам всем, ищите ветра в поле!
За усадьбами запыхавшийся Родька пошел медленнее.
Теплый рыжий весенний луг лежал под солнцем. Маслянисто-черная дорога,
выплясывая по холмам, убегала к лесу. Лес, пока холодный, лиловый, то там,