"Владимир Тендряков. Чудотворная" - читать интересную книгу автора

опустилась на стул, как он поднялся, вежливо потоптавшись и покашляв у
порога, натянул на седую голову кепку, вышел во двор.
Бабка Грачиха спохватилась, что потеряла много времени на толки и
перетолки, принялась метаться по хозяйству: то исчезала в сенях, то ныряла в
погреб, то заметала мусор у печи, время от времени бросая подозрительные
взгляды в сторону загостившейся учительницы, прислушивалась.
Варвара, чинно положив руки на чисто выскобленный стол, тупо уставилась
в крупные пуговицы на вязаной кофте Прасковьи Петровны.
А Прасковья Петровна убеждала:
- ...Губишь парня, Варвара. Мать ты ему или мачеха?.. Ведь он пять лет
проучился в советской школе, а ему и всего-то навсего двенадцать. Почти
половину жизни его учили, что бога нет. Товарищи его смеются над баснями о
чудотворных иконах, о Пантелеймонах-праведниках. Неужели тебе хочется, чтоб
и сын твой был посмешищем?..
- Что тут дивного, - отозвалась от печи старуха, не переставая с
ожесточением возить веником по полу, - изведут парнишку и от училища еще
благодарность выслужат. Ноне и не такие дела случаются.
- Авдотья, делай-ка свои дела. Дай поговорить спокойно, - сурово
обрезала Прасковья Петровна.
Бабка бросила веник, громыхнула заслонкой, сжав губы в ниточку,
двинулась к выходу, в дверях бросила:
- Правда-то глаза колет.
- Что дороже для Роди: бабкина опека или школа? - продолжала Прасковья
Петровна. - А ведь дойдет до того, что парнишка с отчаяния школу бросит,
неучем останется. Иль ты думаешь, он проживет всю жизнь одними бабкиными
молитвами?..
У Варвары желтые глаза широко расставлены, между ними кожа на плоской
переносице туго натянута. И в этой туго натянутой коже, во вздернутом
коротком носу чувствовалась какая-то безнадежная тупость. Слушает, не
возражает, но каждое слово, сколько ни вкладывай в него души, отскакивает,
не зажигает мысли в неподвижных глазах.
- ...Если ты такая верующая, крестись, молись вместе со старухами, но
оставь Родиона в покое. Слышишь, Варвара, пожалей парня!
И в опустошенных глазах Варвары зашевелилась тревога, они растерянно
забегали по столу, влажно заблестели. Туго натянутая на переносице кожа
стала стягиваться в упругую складку. Огрубелым пальцем Варвара провела вдоль
щели между скобленых досок стола, заговорила:
- Я вот сама неверующей была и... наказана. Муж бросил. Легко ли
подумать, с двадцати пяти годов живу бобылкой не бобылкой, а вроде этого.
Вдруг да за грехи парню моему тоже неподходящая доля выпадет? Как подумаю об
этом, сердце кровью обливается. Вот вы бога, Петровна, не признаете, а ведь
кто знает.... Может, слышит нас...
- Кто слышит?
- Да бог-то.
Полная, белая шея, из-под застиранной кофты выпирают груди, плечи
покатые, пухлые, в то же время крепкие - зрелая, полная здоровья женщина. А
в светлых с сузившимися в мушиную точку зрачками глазах тупая тревога. Нет в
них мысли, один страх. Прасковья Петровна вспомнила ее девчонкой, своей
ученицей: круглая, розовая рожица, бойкие, с блеском, как у игривой кошечки,
глаза, - уж во всяком случае глупышкой не казалась. Видать, не все-то с