"Борис Ермилович Тихомолов. Небо в огне (про войну)" - читать интересную книгу автора

только намек на нее, а поле зеленое. В ясном-ясном голубом небе кое-где
застыли облачка. Дальний лес тонет в мареве и колеблется, словно живой.
Нежная, ароматная теплота разливается вокруг. Хорошо!
Бомбардировщик, стреляя в патрубки на малом газу, молотит винтами пряный
воздух. Взбираюсь на крыло, перекидываю ноги в пилотскую кабину и сажусь в
кресло, на парашют. Надеваю лямки, застегиваю карабины. Их металлические
щелчки ласкают слух, а ноздри раздуваются сами собой, улавливая знакомые
волнующие запахи живых моторов.
Майор Зинченко сидит в носу, в Ф-1, на сиденье штурмана. Сидит, как в
клетке. Вставил в гнездо ручку управления, откинул педали. И все! Не
густо. В моей кабине штурвал, пилотажные и всякие другие приборы, сектора
управления моторами, тормоза на педалях. А у него ничего! Соверши пилот
грубую ошибку, и он не в силах ее исправить. Ни за что бы не сел в такую
кабину!
А Зинченко сидит. Не обернувшись, небрежно взмахивает рукой: дескать,
давай, взлетай, чего копаешься.
Я с восхищением смотрю на его затылок. Черт возьми, ведь надо же! Он даже
не держится за управление!
Закрываю фонарь, кладу левую руку на рукоятки управления моторами, прошу у
майора разрешение на взлет. Поехали! Взревели моторы, и самолет нехотя
побежал по бетонке. Нехотя. Это слово больше всего подходило к моей
машине: нехотя побежал, нехотя оторвался от земли, нехотя стал набирать
высоту.
Не понравился мне самолет: тяжелый, неповоротливый. И, несмотря на то, что
мы взлетали на пустой машине, без бомб и с неполными баками горючего,
вертикальная скорость его была никудышной: два - два с половиной метра в
секунду. А я летал на самолетах со скоростью набора высоты до десяти
метров в секунду! Разница большая. Ощущение такое, будто моторы не дают
мощности.
Делаю круг, захожу на посадку. Рассчитываю, не отрывая взгляда от
посадочного "Т", которое смотрит на меня сейчас левым боком, рассчитав,
убираю полностью обороты моторам. Самолет круто опускает нос и валится
вниз. Как утюг! Последний, четвертый, разворот делаю на убранных моторах,
только ветер свистит в фонаре. Земля вращается перед самым носом, кажется,
вот-вот- и врежешься. Но мне не кажется: я привык в ГВФ рассчитывать
точно, без подтягивания на моторах. Так спокойней.
"Т" занимает нужное положение. Энергично вывожу машину из разворота,
продолжаю планировать. Садимся легко и неслышно возле самого "Т".
Зинченко оборачивается ко мне. На его лице любопытство и удивление.
- Ты всегда так рассчитываешь?
- Всегда, товарищ командир. А что, неправильно?
- Нет, почему ж - хорошо. В этом расчете свои преимущества. Ты хорошо
видишь старт, потому что близко к нему подходишь. И машина у тебя идет на
посадку устойчиво. Но...- он чмокнул губами.- У нас так не принято. И
боюсь, что ночью, при загруженном аэродроме, тебе будет трудно.
"Трудно!-подумал я.- Уж кому будет трудно, только не мне! Я знаю. Видел,
как они летают. Уйдут от аэродрома черт те куда и тянут, тянут на моторах
на малой высоте. Старт виден где-то на горизонте, и как он лежит - не
разобрать. Моторы ревут, машина качается, летчик нервничает, а подлетая
ближе, вдруг обнаруживает, что не так зашел! Исправлять ошибку уже поздно,