"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

Не вернулся домой Матвеюшка. Как я горевала, оставшись
вдовой-солдаткой, знают только подушка - заветная подружка - да дальний
зарод. Туда я плакать-вопить, причитывать ходила.
Брата взяли в солдаты - тоже не вернулся...
Лежат они оба, самые дорогие для меня, где-то на чужой стороне, в сырой
земле, моими слезами оплаканные, моими причитаниями отпеванные...
Как лишились сына свекор и свекровь, словно свечушки восковые стали
таять. Золовка была уж замуж выдана далеко-далеко, ажио под самый
Петрозаводск. Оттуда не наездишься приглядывать за немощными родителями. Я
их кормила, поила, обмывала, обстирывала. Я и похоронила одного за другим. В
причетах своих благодарила за то, что не помешали нашему счастью, не
разлучили меня с Матти моим, не обездолили...
С тех пор я стала плакальщицей по всем покойникам, по чужим и по своим.
Выла, не стыдилась, о землю колотилась; в уме-разуме да в сердце своем самые
распрегорькие, жалобные, ласковые слова выискивала, на могилы усопших со
своими слезами выплескивала. Говорили старики со старухами:
- Ой, Овдокки, пяйвяне каунис, кто покойников на тот свет провожает,
того они на том свете встретят. Тебе там будет встреча многолюдная,
почетная.
Никитична рассмеялась своим дробно-рассыпчатым смешком и добавила:
- Вряд ли встретят! Устали ждать. Как революция прошла, - продолжала
она свою бывальщину, - почувствовала я себя полной хозяйкой и в доме, и на
земле. Вдовую невестку, жену братнину, к себе жить пригласила, с горницы в
сени дверь прорубила. Нам с сыночком большой избы хватало. Потом Марфа за
хорошего человека замуж вышла. Стали жить по-соседски, в дружбе да согласии.
Где нужны мне были мужичьи руки, мужичья сила - шел на помощь невесткин муж.
- А ты, Никитична, так и прожила вдовой, больше замуж не выходила? -
спросила я.
- От беспутных речей уши болят, на беспутного беседника глаза не
глядят, - со злостью проворчала старуха, но потом сменила гнев на милость,
заговорила с прежним добродушием: - Разве нашелся бы для меня кто-либо такой
же дорогой, как Матти? Сама посуди, сама рассуди, а не спрашивай, чего не
надо спрашивать...
Сына растила. Работала. Сердце свое на замок закрыла, ключ в речку
бросила. В колхоз пошла почти первой - невмоготу стало одной управляться с
пашней, покосом, молотьбой да помолом. До этого вечерами на ликпункт ходила,
грамоте выучилась, газеты с книжками стала читать.
Делегаткой была, красный платочек колпачком нашивала, на собрания баб
скликивала. В избе-читальне со сцены песни певала да девок петь обучала.
Особенно любила песни тягучие - протяжные, грустные, затяжные. А веселая
минутка найдет, так и озорная частушка горло дерет! Все бывало. Горе людское
было и моим горем, так почему же мне не взять от людей и долю радости?
В правление колхоза выбрали меня. В полеводческой моей бригаде хорошо
дело шло. Урожаев высоких добились, в Москву на выставку собирались. Да
грянула опять война...
- В оккупации не довелось быть тебе, Никитична?
- Вот уж этого горя не видала, меня оно миновало. Как сын добровольцем
на фронт ушел, мы с его женой, моей невесткой, за Урал эвакуировались.
Увезли из родного дома хлеба - что в брюхе, платья - что на себе, да по
ребенку, по моему внучонку, за пазухой. С сибиряками поработала, их