"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

Ранней весной после памятной сходки Бередышин заготовлял смолье для
своего первого смолокурного сезона. Погода подгуляла: нудно сеялся с
холодного низкого неба мокрый снег. Матвей Родионович, вырубая из
заледенелой за зиму земли пни, быстро умаялся, а присев передохнуть, мигом
промок и продрог и решил пойти домой. Сокращая дорогу, ломился прямиком по
частому мокрому ольшанику. Услыхал в стороне стук топора - подвернул, вышел
на опушку леса и стал, как вкопанный: "Эка их, едрёна промышленность!"
С широкого озера, еще покрытого черным истаявшим льдом, яростно хлестал
злой ветер, выхватывая из дико метавшихся над самой землей туч комья липкого
снега с водой, расшвыривал их во все стороны, похохатывал и завывал в голых
прутьях прибрежных косматых верб. И под этим сумасшедшим небом, в этой
немыслимой сумятице, на низкой луговине трудилась как ни в чем не бывало
кокоринская семья. На той зимней сходке отвели-таки Кокорину новые урочища
под пашню, и вот он уже готовил их под соху. Сам Андриан поблизости от
Матвея рубил кусты и березки. Поматывая непокрытой головой - брызги летели,
как с вымокшей собаки, - он глухо хекал, взмахивая острым топором - жгуче
поблескивало лезвие. Левой рукой Кокорин не глядя швырял подрубленные с
одного маху тонкие деревца назад за спину. Так и шел, не останавливаясь,
оставляя за собой просеку в кустарнике. За ним еле успевали оттаскивать
прутья и березки в костер две его дочери - погодки, четырнадцати и
пятнадцати лет, промокшие до костей. Дождь поливал кучу хвороста, ветер
волочил по болоту жиденький белый дым. У самого костра, вытирая рукавицами
слезы, возился восьмилетний Петька, подсовывая под низ кучи сосновые сухие
поленья, принесенные, видимо, из дому. Еще дальше у самого озера, жена
Кокорина и старший сын Павел лопатами секли дерн, выдирали белые плети
корней. Уже порядочная полоска глинистой земли молочно пузырилась под
дождем. И ни единого слова - только вой ветра, хеканье Андриана, сочное
чмоканье топора, чавканье глины под сапогами Пашки.
- Помогай бог! - крикнул Матвей, шагнув в сторону Андриана.
Кокорин оглянулся, попридержал на взмахе топор:
- Бог-то бог, да сам не будь плох!
И зыркнув бешено глазами на остановившихся было дочерей, вновь опустил
топор на жалобно скрипнувшую осинку.
Матвей потоптался и повернул назад. Постоял минуту у костра, помог
Петьке подобрать повыше обгорелые прутья. Парнишка, боязливо косясь на отца,
тёр мокрым рукавом глаза, деловито сопел. Подошел Пашка, жилистый, худой
парень, пофыркал, сдувая с лица дождь и пот. Повернулся спиной к отцу,
прикрылся дымом:
- Дядя Матвей, дай закурить!
Затянулся, выдохнул дымок, словно бы в недоумении поглядел на
истоптанную, измятую, изрытую луговину, раздумчиво проговорил:
- Скорей бы в армию взяли, что ли!
Хотел добавить еще что-то, но промолчал, отошел от костра, хлюпая
рваными сапогами и мотая длинными, безвольно брошенными вдоль тела руками.
Матвей Родионович подался домой, часто оглядываясь, полный
противоречивых мыслей. Дома он ни с того ни с сего, по мнению изумленной
супруги, "выхлестал" припасенную для нечаянных гостей бутылку водки и долго
сидел в темноте у окна, попыхивая носогрейкой. На улице лил дождь, шумел
неугомонный ветер. А сквозь неплотно прикрытые ворота кокоринского сарая,
темной горой раскорячившегося напротив через переулок, выбивался слабый свет