"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

не лишний буду... С другой стороны, коммуна, оно, конечно...
И, махнув рукой, пошел в свой угол, к жене, безмолвно вытаращившей на
него глаза. Все молчали. Потом загудела изба.
- Рази я против? Пиши с семейством!
- Куда люди - туда и мы!
- Была не была! Записывай!
Уполномоченный рика только головой вертел и обрадованно сверкал
белозубой улыбкой. Да и мужики, записавшись, протискивались поближе к
дверям, покурить, тоже гудели там обрадованно: как-никак дело решено, теперь
не надо гадать-раздумывать. Последним записался Андриан Кокорин.
Наклонившись над столом, осторожно коснулся, как ядовитой змеи, свертка с
деньгами Бередышина, отдернул руку, почувствовав плотную пачку червонцев.
После собрания долго не расходились, умиротворенно беседуя на
завалинках дома Бороздиных:
- Последнее собрание в этом доме - клуб построим...
- А Ядран-то, едри его в корень, глянь какой? Ловко он нас
подкузьмил...
- Как оно еще будет, ребята?
- Хуже не станет, не боись... Обчеством все сподручнее, чем одному килу
рвать!
- Во-во, на солнышке будешь полеживать!
- Да я не к тому...
Матвей Родионович прижал к углу Кокорина, возбужденно покрикивал:
- Закурим, Андриан Петрович, мировую? Ведь мы нынче колхозники!
И под общий хохот сунул в рот Андриану трубку. Кокорин машинально
пыхнул дымом, опомнился, растерянно оглядел трубку, отдал обратно и пошел
вдоль по улице, потряхивая головой. Матвей озадаченно глядел ему вслед:
- Да я же от чистой души, леший тя задери! От человек, сам себя грызет!
Хотя оно, конечно, и есть от чего!
Бередышин имел в виду семейные дела Кокорина. Вскоре после той встречи
на луговине сбежал из дому Пашка, ничего не потребовав от отца. Прихватил
одну лишь гармонь. Отец сокрушался: "Совсем новая гармонь, саратовская, с
колокольчиками!" А после убежали на Сорокские лесозаводы девки и там вышли
замуж. А совсем недавно, и тоже тайком, уехал пятнадцатилетний Петька. Уехал
к старшему брату, который стал уже летчиком и служил где-то около Воронежа.
Опустел дом Кокориных, обезлюдел. Но по-прежнему поднимался до солнца,
ложился спать в полночь Андриан, не отступился от хозяйства: держал три
коровы, непонятно зачем - отродясь в деревне никто молока либо масла не
продавал и не покупал. Мяса тем более - в лесах было полно лосей. Стояли на
подворье у Кокориных еще десяток овец, кобыла Ольша и стригунок Обух. Такому
хозяйству если кто и завидовал, то не Матвей Родионович - по-соседскому делу
видел он, каково приходится Андриану, и часто бесплодно старался понять его:
"С одной стороны, с другой стороны". Но ни с каких сторон до толку не
доходил, ибо не видел цели в скопидомстве соседа: тот в будни и в
престольные праздники ходил в одном армяке, питался тоже не разносолами -
вонючей рыбой и картошкой.
Откуда было знать Матвею, что - "с другой стороны" - зорко следил за
ним и Кокорин и тоже бесплодно примерял его жизнь к своей. По вечерам,
обрядившись с хозяйством, он с женой в качестве подмастерья шил на сарае
лодки для сплавщиков или сколачивал дровни на продажу. Потюкивая топором,