"Антти Тимонен, Константин Еремеев. Озеро шумит (Рассказы карело-финских писателей) " - читать интересную книгу автора

рассуждал сам с собой, изредка поглядывая на жену:
- Видела, днем опять из Заозерья за смолой приезжали? Спросил, сколько
содрал? Говорят: до осени за так, - что, мол, у нас весной есть? Эдак
проторгуешься! Могут и отпереться потом...
Через неделю - другая тема:
- Какая такая у Марины родня объявилась - баба с тремя ребятишками
приехала, три дня уж живут. Кормят, поят... Экой беспутный народ! А намедни
сам видел - Савельиха целого мошника берегом тащила от Матвея. У нас небось
никогда не попросят...
Бессловесная жена его светила лучиной то с одного боку, то с другого,
молчала и, может быть, думала: "А у нас и снегу прошлогоднего не выпросишь!"
А ночами, забравшись на печь, Андриан смело открывался самому себе: "Не
может того быть, чтобы закрыли ход хозяевам навсегда - на
Матюхах-голодранцах далеко не уедут. Вот придет времечко..." И Кокорин
погружался в мечты, преследовавшие его с давних пор: в юности служил он в
работниках у сумского богача-судовладельца и навек запомнил все, что
окружало и самого хозяина, и дом его, и семью. Немыслимыми усилиями, по
крохам, загоняя себя, жену и детей, собирал Андриан богатство и добился
кое-чего: уже перед революцией и приторговывать начал по малости, да все
рухнуло. Немало лежало у него в амбаре добра, да куда с ним нынче сунешься?
Кокорин даже своим дремучим умом начинал понимать бессмысленность глупых
надежд. И все-таки ждал и ждал чего-то, каких-то поворотов к старому, а в
ожидании их надрывался в работе, тайно давал деньги в рост, не брезговал
стащить что плохо лежит, иной раз сущую бессмыслицу: кусок гнилой веревки,
старую супонь, ржавый гвоздь.
Матвеевы разговоры о коммуне не очень испугали Кокорина, тут он
оказался умнее, понял, что лесовики, приученные биться в одиночку и решать
только за себя, никогда не примут уравниловки. Зато в колхоз напросился сам,
обмирая при мысли, что если вздумают его раскулачить - выгребут из амбара
все подчистую. Спасибо Матвею - отвел беду. Был у Кокорина и еще один повод
для тайных радостей. Землю объединили, сохи, плуги, бороны, телеги, дровни
собрали в один амбар - невелика была деревушка. А вот для лошадей и коров
места не нашлось - решили пока держать их по хозяйским дворам, а коров и
вообще временно не обобществлять. Узнав об этом, Андриан воспрянул духом.
"Улита едет, когда-то будет! До той поры мало ли чего может случиться?" -
ликовал он втайне. Что такое может случиться, Кокорин и сам ясно не
представлял, но попервости крепко надеялся на какие-то изменения. По
вечерам, возвратившись с поля, Андриан торжественно вел по деревне от
колхозного амбара свою Ольшу, вокруг которой резво кружился Обух, а заперев
лошадей во дворе под крепкий засов, долго еще бродил по сараю, прислушиваясь
к шумному дыханию кобылы и веселому перестуку копыт жеребенка, вздыхая,
покрякивал, подсыпал сена в дыру, прорубленную в настиле сарая над яслями
конюшни.
Но к осени Кокорин заскорбил; что-то поутихли споры мужиков, за одно
лето они привыкли к общей работе, втянулись, и по утрам на разнарядку уже
никто не опаздывал. Больше всех раздражал Андриана опять же непонятный,
несносный сосед Матвей. Словно дьявол подменил мужика: забросил свою пищаль,
отступился от смолокурного промысла - первым с женой спозаранку являлся на
развод. Правда, Матвей не пахал, не сеял, сена не косил - этим занималась
его Маришка. А сам Бередышин сколотил бригаду из молодых парней и неделями