"Лев Тимофеев. Поминки (Маленькая повесть) " - читать интересную книгу автораобсуждали, причем особой популярностью пользовались пассажи о фактически
состоявшейся оккупации Отечества либералами антирусской, прозападной ориентации и просто "нерусскими элементами". Этот словесный посев дал свои всходы: теперь отца Дмитрия в районе знали все, и он сделался непререкаемым идейным вождем. "Батюшка говорит, что..." - если просто "батюшка", значит, отец Дмитрий Бортко. Авторитет его был настолько высок, что ему, кажется, совсем без особых усилий удалось организовать в Северном Прыже (опять-таки с одобрения главы администрации) районную ДСО - Дружину Спасения Отечества (а не "Добровольное спортивное общество", как эта аббревиатура расшифровывалась в прежние времена). В Дружину он привлек пять-шесть "афганцев" и ветеранов Чечни, с полсотни молодых парней призывного возраста и теперь собирал их два или три раза в неделю. И не только беседовал, но и проводил с ними что-то вроде "курса молодого бойца". Интересы Отечества понимались отцом Дмитрием не только как некая общая, историческая, государственная категория, применимая к оценке столичных политиков (в основном "врагов России"), но и как критерий для оценки повседневного поведения окормляемых им духовных чад. И даже шире - для оценки поведения вообще всех жителей Северного Прыжа и района, пусть они и в церкви у него не бывали. Например, когда младший брат Федора Алексей Пробродин продал каким-то приезжим узбекам или таджикам старый, уже разваливающийся родительский дом на окраине Прыжа, батюшка произнес гневную проповедь о детях неблагодарных и корыстных, готовых вынести на торжище и продать чужеземцам и Отчий Кров, и саму Святую Землю Российскую. Трудно опять-таки были напечатаны с заглавной буквы. "Вот так вот Россия плавно и войдет в катастрофические Времена Заглавных Букв", - сказал Митник. (В то время шла избирательная кампания, он неделю жил в Прыже и, конечно, заехал в Старобукреево.) Но Пробродин не только не оценил удачное "словцо", но, кажется, даже и вообще не понял, о чем речь, - не до того ему было: поступок брата Алексея его-то задевал как раз впрямую. Известием о продаже слободского дома Пробродин был совершенно убит. И говорил об этом как-то сдавленно, словно ему горло перехватило: "Нет, Митник, ты - умный, тебя вон народ выбирает, ты мне скажи, как это можно: продать родительский кров? Это что - в духе времени, что ли?" "При чем тут "дух времени"? - возмущался Митник. Он никогда не поддерживал пробродинских рассуждений о "нравственном безвременье". - Братья Авель и Каин жили совсем в другую эпоху, а там история была куда как покруче твоей". Братья - Федор и Алексей - всегда были близко дружны, младший тянулся за старшим, пошел за ним в тот же пединститут, приехал вслед за ним в Старобукреево, вместе работали учителями (Федор - историком и директором школы, Алексей преподавал биологию и географию), вместе музей создавали и строили... Кто мог подумать, что Алешка, Леха - открытый, компанейский мужик, охотник и рыбак, способен на такое? В сознании Федора это было, как если бы кто выставил на торги родительские могилы, - последняя степень падения. И ведь втихую, тайно, подло - не то что не посоветовался, а даже и не сообщил - ни брату, ни сестрам. Впрочем, если посмотреть спокойно, история была совсем не так трагична. |
|
|