"Лев Тимофеев. Поминки (Маленькая повесть) " - читать интересную книгу автораЛет семь-восемь назад учителя биологии Алексея Пробродина двинули на
повышение: назначили директором школы в Слободе, на окраине Северного Прыжа, - и они с женой уехали из Старобукреева. Квартиру в Прыже им, однако, не предоставили, и они своими руками кое-как привели в порядок давно пустовавший и разрушавшийся родительский дом: Алексей три летних месяца вкалывал и плотником, и каменщиком, и кровельщиком - кое-как подлатал избу, и несколько лет они с женой прожили в ней, пока, выйдя на пенсию, не переехали в Питер к дочери. Тогда-то, привыкнув, видимо, считать себя единоличным домовладельцем (все-таки спас практически заброшенный дом от полного разрушения), Алексей вернулся на несколько дней в Прыж - и договорился с узбеками... Федор только через полгода или даже позже с изумлением узнал, что "родовое гнездо", дом, где прожили жизнь и умерли отец с матерью, где прошло детство и ранняя юность, где в праздники сладко пахло пирогами с капустой и медовой коврижкой, где они с братом и сестрами-близняшками, зимой набегавшись на улице, вповалку отогревались на теплой печи и сверху смотрели, как отец, придя с работы, моет руки под умывальником в углу, а мать нарезает буханку хлеба и ставит на стол чугун с горячими щами, - вот этот дом принадлежит теперь чужим людям. Сначала он хотел через суд предъявить права - свои и сестер (а доля всех детей в имуществе покойных родителей само собой подразумевалась), но все-таки не стал, не захотел публичного скандала, - тем более что дом к тому времени уже разобрали и сожгли на задах участка, и на его месте зиял глубокий котлован под строительство трехэтажного кирпичного особняка с предприятием общепита на "Гюльчатай". В суд Пробродин не подал, однако и простить - не простил. Строго велел сестрам, чтобы передали Алексею, что отныне не желает ни видеть, ни слышать, ни знать - ни его, ни его семью. И чтобы когда он, Федор, умрет, никто из них даже близко к его могиле не подходил. О могиле это он, конечно, в сердцах загнул: в то время он был еще совершенно здоров и о смерти думать не думал... Впрочем, Марья и Дарья, для которых Федор всегда был непререкаемым авторитетом, выслушали его молча и сочувственно - увидели, насколько глубоко оскорблен человек. Митник, конечно, не вылезал со своим мнением - все-таки дело сугубо семейное, - но в глубине души полагал, что вся эта история с продажей дома яйца выеденного не стоит. Он отлично знал эту полусгнившую избу, это "родительское гнездо". Единственно, о чем можно бы жалеть, - живописный сад на высоком берегу Прыжки: старые яблони (замечательная крупная антоновка, сладкая папировка), густой малинник вдоль правого забора (впрочем, к моменту продажи дома этот забор уже рухнул), смородина возле левого (тоже, казалось, вот-вот рухнет). Сам же дом - развалюха из развалюх. Пожалуй, даже хорошо, что на него покупатель нашелся... В течение двух лет, еще до того, как Алексей с женой поселились в Слободе, Митник, приезжая в Прыж, бывало живал в пустовавшем доме - и по два-три дня, и по неделе. И к нему приходила и оставалась ночевать его тогдашняя подруга, славненькая, рыженькая, густо обсыпанная веснушками девуля, которую никто, даже и учащиеся из местного Колледжа культуры, где она преподавала сольфеджио, не звал иначе, как |
|
|