"Лев Тимофеев. Поминки (Маленькая повесть) " - читать интересную книгу автора

Мисюсь.
Митник любил вспоминать сентиментальную повесть тех своих осенних
приездов. ("Где ты, Мисюсь?" Девуля вскоре затосковала в Прыже и уехала
куда-то в неизвестном направлении.) Пустовавший дом каждый раз встречал его
застоявшимся запахом сырости и затхлости, и надо было в любую погоду настежь
распахнуть дверь и окна, принести воду из колодца, смести со стола и двух
лавок и вымести в сени насыпавшуюся с потолка и со стен древесную труху.
Обрывки выцветших серых обоев, объеденные мышами, он сорвал сразу, еще в
свой первый приезд, и тогда же найденными в сенях полуистлевшими тряпками, в
основном почему-то трикотажными голубыми майками, заткнул щели в бревенчатых
стенах. В конце концов, влажной мешковиной он два раза начисто протирал пол,
наливал воду в умывальник, приносил из сарая старые, сухо звенящие березовые
дрова, складывал их в печи колодцем, открывал заслонку и поджигал бересту.
Затопив печь, он садился за стол с книгой - читать, ждать подругу и
поглядывать на огонь. Но читать он не мог: стихия огня завораживала, глаз не
оторвать. Печь была хороша, прямо хоть в пробродинский музей переноси:
огромная, с большим, сложно устроенным челом, с широким устьем, с полным
набором ухватов и кочерег... Поскольку кроватей в доме не было, то на этой
печи, на двух спальных мешках, которые Митник всегда возил с собой, они с
подругой и устраивались на ночь...
К любовным похождениям Митника (о них знал весь район) Федор относился
насмешливо-снисходительно. Сам он за сорок с лишним лет супружеской жизни
вряд ли хотя бы раз изменил своей Гале. Впрочем...
Давно, еще в семидесятые, Митник как-то летом привез в Старобукреево
двух отличных телок, молодых редакторш с телевидения. Считалось, что
компания приехала познакомиться с музеем на предмет подготовки передачи, ну
и отдохнуть, сходить на рыбалку, сварить ушицу на костре, переночевать в
стогу. Остановились у Федора, тогда еще в старой, тесной крестьянской избе,
где Пробродины прожили лет двадцать, пока не переехали в свой новый дом.
Галя была где-то на юге, в санатории по путевке, сын Иван, тогда подросток,
гостил у теток в Костроме... Ну, конечно, с дорожного устатку хорошо выпили,
и
Митник, решив, наконец, которая из телок ему больше подходит
(вопрос, занимавший его от самой Москвы), погрузил ее в машину, и они
уехали в заречные луга, где и заночевали в большом стогу. Он знал, что и
вторая подруга тоже не прочь потрахаться и отлично умеет это делать, и
полагал, что, оставляя ее Пробродину, поступает вполне по-товарищески... Но
когда утром они вернулись, телка мирно спала в одиночестве на раскладушке.
Пробродина вообще не было дома: на столе была записка, что, мол, получил
телеграмму от Гали и ночью срочно уехал на мотоцикле в Прыж, на поезд, и
далее - в Сочи, в санаторий.
Гостям он желает весело провести время... Словом, сбежал. От соблазна?
Однако, когда подругу разбудили и призвали к ответу, она, сладко
потягиваясь, сказала, что хозяин был готов и даже делал неуклюжие попытки к
ней подкатиться, но она будто бы не дала. "Он слишком мужик. От него прямо
разит мужиком", - сказала она, впрочем, не только без неприязни, но как-то
мечтательно-задумчиво, с отрешенной улыбкой, словно вспоминала что-то, - и
какие уж там картины возникали в ее памяти, трудно сказать. Может, Пробродин
и убежал-то, ужаснувшись содеянному, - кто знает?.. Митник никогда больше не
заговаривал с ним о том веселом набеге...