"Лев Тимофеев. Поминки (Маленькая повесть) " - читать интересную книгу автора

инструкторы. Было ужасно, что его друга Федора
Пробродина, всегда ненавидевшего любое насилие, провожает именно эта
публика. С какой стати они присвоили себе такое право? Митник был уверен,
что кто-то из этой вот бритоголовой братвы, сейчас усердно крестящей лбы,
прошлой зимой хладнокровно зарезал восьмилетнюю узбекскую девочку Гюльчатай
(пять ударов ножом, из них три - смертельные). Убийство произошло днем, в
ранних зимних сумерках: девочка и ее четырнадцатилетний брат шли от
родственников, таких же, как они, беженцев из Узбекистана, живших на
соседней улице. Брат, слава богу, остался жив, хотя тоже был серьезно ранен.
Убийцы скрылись на автомобиле. А через день ночью был разгромлен уже готовый
к открытию ресторан... Найти преступников по горячим следам не удалось - и
до сих пор не нашли, хотя по его, депутата Митника, настоянию расследование
взяла под свой контроль Генеральная прокуратура...
Когда отпевание закончилось, Митник так и остался стоять в углу
незамеченным, и вышел из церкви уже после всех и чуть помедлил на паперти,
подождал, пока организуется и тронется процессия. Он решил, что поедет
позади всех на машине и объявится уже на кладбище. От церкви до кладбища
надо было пройти чуть ли не через весь городишко
(тоже подлые советские глупости: деревянную кладбищенскую церковку
когда-то разломали и сожгли одной из первых), и Митник подумал, что ему
лучше не уставать: все-таки в тот же день предстоял тяжелый обратный путь до
Москвы.
По немощеной, пыльной боковой улочке похоронная процессия растянулась
метров на сто. Впереди на грузовике с откинутыми бортами везли открытый гроб
и пять-шесть венков. За грузовиком шли учителя и учащиеся старших классов
северопрыжской школы-интерната. Хотя они и не имели к Пробродину прямого
отношения, районные власти распорядились снять старшеклассников с уроков и
бросить на мероприятие: все-таки хоронили известного человека, имевшего
звание
Заслуженного учителя России (спасибо, не приказали из Старобукреева за
тридцать километров детей тащить). Следом на новенькой, блестящей черным
блеском "Волге", выделенной районной администрацией, везли
Галю, пробродинских сестер и на переднем сидении - старобукреевского
игумена, державшего на коленях свой высокий монашеский клобук. Далее шла
общая толпа, которую возглавляли шесть-семь руководящих районных чиновников.
Может, они и расселись бы по своим машинам, но, видимо, было неловко: пешком
шел сам батюшка, отец Дмитрий Бортко со своей дружиной, - а уж он-то был
постарше любого из чиновников... В толпе шли и родственники, и друзья. Даже
едучи сзади, Митник угадал со спины длинную фигуру внука Жорика. Но Алексея
Пробродина или кого-то из его детей на похоронах видно не было...
На кладбище Митник первым делом подошел к Гале, обнял ее и прижал к
груди. Ноги ее не держали, и он помог ей опуститься на скамеечку, несколько
лет назад поставленную Федором напротив Ванюшиной могилы.
А теперь вот и его, Федора, могила была выкопана здесь же... Кто-то из
родственниц или знакомых сел рядом с Галей, чтобы, обняв, держать ее, не
дать упасть, - кажется, та пожилая учительница, от которой
Митник зажег свечку в церкви...
На гражданской панихиде Митнику как самому высокопоставленному из
друзей покойного дали слово первому. Он сказал что-то высокопарное
(что-то о том, что такие великие личности, как Пробродин, - народное