"Владислав Андреевич Титов. Ковыль - трава степная " - читать интересную книгу автора

расхохотался. Держась за живот, катался по овсу, дрыгал ногами и на всю
степь громко хохотал. Потом поднялся с земли, подошел к Чайке и погладил
гриву. Та скосила глаз, но стояла смирно. И тут какой-то бес подстегнул
Женьку. Не успев еще как следует обдумать свои действия, он, как кошка,
вцепился лошади в гриву и в один прыжок очутился на ней. От неожиданности
Чайка застыла. Но в следующий миг мощным толчком задних ног рванулась
вперед и, будто на крыльях, понеслась по притихшей вечерней степи.
Никогда в жизни не ездил так быстро Женька. Никогда еще так сладко не
замирало его сердце. И вольный ветер полей еще ни разу не пузырил так
упруго за его спиной рубаху.
- Эггг-гей! - от избытка чувства горланил он, и лошадь, прижав уши,
неслась еще быстрее.
Облетев несколько раз вокруг табуна, Чайка постепенно замедлила бег и
перешла на шаг. Глаза мальчишки горели победным светом. Пусть теперь
кто-нибудь попробует сказать, что он не смелый. Да тому же Кащею вовек не
набраться храбрости вот так, за здорово живешь, сесть на необъезженную
двухлетку! Жаль, что уже стемнело, а то бы... по селу... Галопом! Не успели
глазом моргнуть, а он уже на другом конце. И еще раз! Пацаны лопнут от
зависти!
Новым смыслом, новыми радостями наполнилась с того дня жизнь Женьки.
Даже голод стал меньше мучить его. И степь, широкая ковыльная степь,
которую он знал с детства, стала будто бы иной, ярче цветами и ароматней
запахами. С Чайкой ему был доступен теперь любой ее уголок.
Удивленный, он замечал, что у Волчьего лога, куда с ребятишками по
весне бегал удить кярасей, есть поляна, густо усыпанная ромашками. И
ромашки там не простые, а волшебные. Если лечь навзничь в их заросли и
посмотреть в небо, то покажется, что цветы растут далеко-далеко, на
белых сугробах облаков. Узорчатая корона ромашки размещается на целом
облаке, и чудится, будто то совсем не облако, а огромная сказочная ромашка.
И если осторожно тронуть головку пальцем, то пойдет такая карусель, что и
рассказать трудно и обсмеяться молено.
У Торфяного болота будто облитый яичным желтком донник и веселые
стайки колокольчиков. Женька натирал донником грудь лошади, и потом целый
день от его рук и от Чайки на целую версту несло острым запахом душистой
травы.
Солонцы Женька не любил. Их было много в степи. Такие чистенькие,
беленькие, как наглаженная к празднику скатерть. Но на них ничего не росло.
Солонцы были холодными даже в самый знойный день.
А за солонцами... Там разливалась низкорослая сизая полынь и штилевым
океаном блестел на ветру свистун. День и ночь не смолкает его тихий свист.
Если лечь в свистун и, ни о чем не думая, смотреть на облака, можно очень
скоро заснуть.
Нет большего удовольствия на свете, чем мчаться по такому полю на
Чайке! От быстрой езды свистун сливается в сплошную блестящую поверхность,
и кажется, что лошадь скачет не по траве, а скользит по теплому мягкому
льду. Дух захватывает от такой езды.
У Чистого озера Женька нашел поляну с дикими розами. Вернее, нашел не
он, а Чайка. На всем скаку она вдруг резко замедлила бег и остановилась. Не
поняв, в чем дело, он оглянулся и ахнул. Маленькая поляна была густо усеяна
цветами. Степные розы поразили его своей яркой красотой. Оки были такими