"Владислав Андреевич Титов. Ковыль - трава степная " - читать интересную книгу автора

кровь проливали, жизнь лучшую завоевывали, а мы... мы на готовеньком жить
не умеем! - Он резко встал со стула, шагнул по комнате. - Кашу манную нам в
рот пихали, а мы разжевать ее требовали! - Голос его дрогнул и повысился. -
Святые на небе обитают, а вы их на земле ищете! Или сами успели крылышки
отрастить?
- Женюшка! - схватила его за руки мать. - Не надо, сынок! Старики -
они и есть старики, как выпьют, так и хвастаться. Все у них не так да не
эдак. Жизнь - она есть жизнь.
- Это ты правильно заметила, Катерина: жизнь есть жизнь, - грузно
склонившись к столу и ни на кого не глядя, сказал Иван Ильич. - Только не
всем она одинаково дается. Одному вроде увеселительной прогулки... до поры
до времени, понимать, а другому... другому что проселочная дорога в
распутицу. И о вшах оконных здесь не зря упомянули. И пусть радуются и
оценят те, кому не пришлось их кормить в ту грозную годину.
- Оценили! - крикнул Кудряшов. - Сполна оценили! - Он высвободился из
рук матери, сжал кулаки. - И жизнь после окопов оценили! - И уже тише
добавил: - Или это не в счет?
Вопрос был задан прямо, без обиняков. Евгений стоял сзади Ивана
Ильича, с раздражением смотрел в его седой затылок и ждал. Ждал ответа.
Ответа на то, как это случилось, что он, Женька Кудряшов, его сын, носит
фамилию другого человека и не признает его, Ивана Ильича, за своего отца?
Кто виноват в том, что рос он без отца при живом отце? И может, правы те,
что ему, босоногому мальчишке, с непонятной злобой цедили сквозь зубы:
"Позабавился председатель вдовушкой беззащитной".
Отец молчал, не поднимая головы.
- Затеяли разговор черт знает о чем! - досадливо буркнул Митрич и
встал из-за стола. - Нет бы о делах поговорить, новости городские
рассказать, а они... Тьфу ты, едрена-матре-на горькая, как кадеты
какие-нибудь!
- Право дело! - поддержала его мать. - Песню бы спели, что ли.
Запевай, Кузя, ты мастак по этой части.
Всем своим существом мать старалась предотвратить неприятный разговор.
- Я спрашиваю, в счет или не в счет?! - выкрикнул Кудряшов. - Или
обижать вдов в окопах научился?
- Женюшка, сыночек, Христом богом прошу: не надо. -Мать будто на
крыльях подлетела к сыну, обняла его за плечи и заплакала.
- Разным песням нас с ним время научило, Катя. - Иван Ильич грузно
поднялся из-за стола, повернулся лицом к Евгению. - И припев в жизни,
знать, у нас разный. Л что ж плакать? Ты не плачь, мать. Мы свое выплакали,
выстрадали. Хватит. Теперь ответ надо держать.
Евгений не выдержал усталого, тяжелого взгляда отца и отвернулся. Всю
свою боль, всю обиду за трудное безотцовское детство он вымещал на нем.
Став взрослым, не мог простить Ивану Ильчу, что тот был или недостаточно
настойчив в своей любви, или, в худшем случае, этой любви недоставало. Так
или иначе, а он лишен был отцовской заботы, ласки, не знал в своем
воспитании крепкой мужской руки и настоящей воли. Пожалуй, это больше всего
было обидно Евгению. В минуты откровения он признавался самому себе, что
недостаточно силен духом, нерешителен. И вину за это возлагал на Ивана
Ильича.
- Он судить меня пришел, - глухо сказал отец и сел. - Вам, гости