"Владислав Андреевич Титов. Ковыль - трава степная " - читать интересную книгу автора

дорогие, это неинтересно. Он судить меня будет... Я ждал, я готов.
- Да бросьте вы! Как мальчишки... Затеяли что-то несуразное! Ну война
была, и всякое там... - застрекотал Кузьма. - Кого теперь винить за разные
нескладности в жизни?
- Сказано: чужим здесь неинтересно, о чем еще рассуждать? - поднялся
Митрич. - Пошли! Вставай, Миколка! Нечего нюни распускать, тут дела
посложней твоих. Извиняйте!
Гости ушли. Кудряшов достал сигарету, нервно чиркал спичкой. Спички
шипели, ломались, руки дрожали. "Зачем, зачем все это? - стучало в
висках. - Я делаю больно маме. Только ей. И дернуло ж меня за язык! Пусть
живут. Разве мама не имеет права на счастье? Разве не заслужила его? А я
влез".
Мать стояла у печки прямая, строгая и немигающими глазами смотрела
перед собой. Казалось, ей все равно, кто прав, а кто виноват в этом диком,
неестественном споре отца и сына, споре, которого она боялась, от которого
ограждала их всю жизнь и не смогла оградить. Отец и сын сошлись под одной
крышей. Не очень-то уютно оказалось под ней для обоих. Первое объяснение
предстояло нелегким.
Главную вину в том, что сын не признавал отца, давно и безропотно мать
приняла на себя.
За столом, подперев голову, сидел Иван Ильич. Кудряшов видел только
его широкую, тяжело вздымающуюся спину и правую руку с двумя
ампутированными пальцами. Белая рубашка была мокрой от пота и прилипла
между лопатками. Отец сидел не шевелясь, какой-то весь поникший и вялый. За
окном гомонили отдыхающие односельчане.
Заиграла гармонь, и густой бас Кузьмы отчетливо вывел:4
Здесь раньше вставала земля на дыбы, А нынче гранитные плиты. Здесь
нет ни одной персональной судьбы. Все судьбы в единую слиты.
Он рванул на все мехи гармонь и с хриплым надрывом продолжал:
У братских могил нет заплаканных вдов, Сюда ходят л(оди покрепче...
Иван Ильич поднял голову, провел по лицу беспалой рукой, словно
смахивая усталость, и повернулся к сыну. Губы его были плотно сжаты, в
глазах стояли слезы.
- Когда в сорок первом под Ельней... - медленно загово-, рил он.
- Я не про Ельню, а про то, что здесь было! После Ельни! Я о маме
спрашиваю, - перебил его Евгений.
- Когда под Ельней, - твердо повторил отец, - полегли ребята моего
взвода... я сам искал в бою смерть. Тебе, наверное, не понять этого. Да я и
не обвиняю тебя в этом. Тебя интересует, что после?.. Погоди немного. Не
спеши, Ев-ген. Так уж вышло, что без этих бесчисленных Ельней вам не понять
до конца наших биографий. - Он помолчал. - Потом, уже в госпитале, письмо
получил... от жены... первой... - Иван Ильич опять замолчал, провел рукой
по лицу и продолжал: - Сын родился, писала... два семьсот весил.
Советовалась, какое имя дать... Любил я жену. За три года до начала войны
поженились. Все три года ждали ребенка, а его не было... Тут... война
грянула... А она наконец забеременела. Сына мне роди, наказывал. Исполнила
наказ. Так хотелось посмотреть, какой он, сын мой, кровь моя. Да не до
этого было. Война шла. Из госпиталя и на фронт... Потом из сводки узнал -
Ростов сдали. А они там были. Галя моя и Андрей. Сын мой там был... Я ведь
тех вшей за них кормил! И в атаки ходил тоже за них! Горло фашистское