"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

- Кому какая судьба, - возразила пожилая женщина, у которой халат был
надет лишь на левую руку и левое плечо, чтобы удобнее было работать над
очагом [Тувинские женщины во время работы обнажали правую руку и плечо.]. -
Тожу-Хелин тоже свою судьбу в судуре [Судур - священная книга.] ищет.
- Неправда это, - сказал Тостай, очертив трубкой большую дугу в
направлении юрты Хелина. - Неправда это, - повторил он, - неправда, ему
всегда хорошая судьба будет: она не дура - таскаться по черным юртам. А
плохую судьбу - ту непременно пошлют нам.
Мы пошли назад нехожеными снегами, высматривая наши вчерашние следы. Я
бежал впереди, бороздя палкой снег. Я завидовал Кангый и Пежендею, которые
без меня, наверное, что-нибудь придумали и, может быть, сейчас на
самодельных санях катают Сюрюнму с холма или, уложив ее спать, сами сидят в
санях, а Черликпен катает их по льду так же важно, как подвозит из лесу
вязанки сучьев и щепок. Когда же ему скажут бежать быстрее и назовут по
имени, он завизжит и рванет так, что постромки у саней не выдержат. Тогда
Черликпен, оставив своих седоков на реке, будет носиться по снежным волнам,
утопая в них и снова взлетая на гребни, и не угомонится, пока его не
перехитрят, спрятавшись за сугроб, и не уцепятся в четыре руки за упряжь.

ГЛАВА 7. ОПЯТЬ ЗИМА

Вспоминаю одну осень. Едва ли когда было еще такое лютое время в наших
краях. На кочевья вдоль Каа-Хема и его притоков налетела рябая оспа. Как
звонкая коса рядами укладывает стебли травы, так она выкашивала детей и
взрослых. Беднота вымирала целыми арбанами и сумонами [Сумон - волость.].
Самый страшный мор напал на тоджинских оленеводов, что жили, как и мы,
в берестяных и лиственничных чумах. Теперь от чумов остались только
полусгнившие колья, все оленеводы вымерли. Олени их одичали и ушли в тайгу.
Мор прошел с косой и по долине Мерген. Баи оставляли умирать заболевших
работников и вместе со здоровыми откочевывали в другие места. Стойбища на
Мерген опустели. Только наш рваный чум остался стоять у воды. Рядом паслись
три козы.
Эхо далеко перекатывалось по хребтам и горным рощам, когда лаял
Черликпен. Мать ходила в раздумье. Потом она собрала нас и, обращаясь ко
мне, сказала:
- Возьми этот мешок из-под саранки [Саранка - трава со съедобным
корнем.], а вы двое понесете берестяное корыто.
Эти слова мать произнесла очень строго, почти с укором, и сразу вышла.
Но мы ведь знали, что она нас очень любит. Не зная, куда и зачем, мы
семенили вслед за матерью. Она все ускоряла шаг и, оглядываясь, ворчала:
- Опять отстали! Бегите живей.
Мы так отощали и отвыкли ходить, сидя целыми днями у входа в чум, пока
мать, странствовала, что спотыкались и отставали от матери, хотя мешок и
корыто были пустыми. А ей что! Она исходила столько земли! Никто, пожалуй,
не шагал быстрее, чем она.
Мы пришли на жнивье. Снопы с него, видимо, увезены были недавно. Мать
обернулась к нам:
- Видите на земле колосья? Собирайте, как я.
С этими словами она склонилась над сжатой полосой. Ее руки проворно
опускались к земле и подымались. Звук, который издавали тяжелые зерна, стуча