"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

по дну берестяного корыта, напоминали мне шум града во время грозы, когда
сидишь в чуме. Мы тоже потянулись к колосьям, собирали их в подолы и ссыпали
в мешок и корыто. Немало колосьев растерли мы на ладонях и тут же
полакомились зерном. По жнивью прохаживались дрофы, налетевшие с предгорья.
Они видели, что в руках у нас нет ничего опасного, и спокойно подчищали на
стерне колоски. Солнце зашло, и дрофы улетели, а мы все еще ходили по полю.
Когда дома мы колосья обмолотили и зерно провеяли, его оказалось не так
много. Пока мать веяла, мы набрали хворосту и поставили на огонь чугунную
чашу. Сестра Албании насыпала зерно в чашу и сказала Кангый:
- Поджарь, только, смотри, не пережги.
Через минуту Кангый сняла с очага чашу ухватом и высыпала зерна в
берестяное корытце. Из него густо шел пар, а мы уже загребали руками румяные
зерна и, перекидывая с ладони на ладонь, дули на них и насыпали в рот. Мать
задумалась. Грустно, грустно посмотрела она на меня.
- Подойди, сын.
Она обхватила мою голову, прижала к груди, гладила, целовала. Потом она
опять задумалась и посмотрела на дырявые стены чума.
- Холодно в тайге, и глаза у богатых людей холодные. Опять пойду к ним
пасти скот и мять кожи. Сама прокормлюсь, а что будет с вами? Смогу ли я в
эту зиму спасти вас?
Мать вся затряслась. Глядя на нее, мы захлебнулись в плаче.
Проезжающие тужуметы [Тужумет - чиновник.], наверное, шутили: "С
голодухи завыли на реке волчата вместе с волчицей".
Было уже совсем темно, когда мы, свернувшись в комочки, натянули на
себя все, что могло согреть нас, и сразу заснули.
Но скоро я проснулся. Снег набился в чум через щели и дымовое
отверстие. Вьюга так трепала бересту, что настил еле держался. Много кусков
бересты уже унесла и далеко разбросала метель. Несколько жердей вырвало и
свалило набок. Мороз стал злее. Я еще больше сжался в постели.
Я видел во сне много лакомых кушаний: мясо, сыр, просо. Чего я только
не ел в ту ночь! Когда проснулся, уже светила заря. Вскочил, рассказываю
сон. Пежендей поднял на меня большие глаза.
- Эх, было бы здорово, если бы твой сон разделить на всех, мой младший
брат!
Я огляделся: худа девались мать и сестра Албанчи? Выбежал из чума - на
берегу Мерген их тоже нет. Не знаю, сколько раз за это время можно было
вскипятить и напиться горячей воды, но оно казалось длиннее всей жизни: так
долго не было матери.
Вернувшись, мать сказала:
- Мы с Албанчи обошли все юрты в долине Мерген, где, думали, можно
что-нибудь заработать. Никто не пустил к себе - прогоняют, как только
приподнимем полог у входа в юрту и поздороваемся.
В конце дня мать позвала из чума Албанчи:
- Надо идти к Сарыг-Сепу.
Я выпрыгнул за ними, ухватился за подол матери.
- Куда опять? Мы тебя не пустим.
Мать приподняла меня и поцеловала в голову:
- Пусти, сын! Мы спустимся к Сарыг-Сепу - там живут русские, попилим
дров, почистим дворы, а то и так попросим, принесем много-много еды.
Солнце уже закатывалось. Раньше мать никогда так поздно не ходила. В ту