"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

Несколько дней мы прожили в этой страшной, пугающей тишине.
И пришел день, когда мать сказала:
- Пойду на Терзиг, устрою на работу тебя и Пежендея.
Мать отправилась на речку Терзиг. Мы вышли, чтобы проводить ее. Стоял
солнечный день, ни облачка на небе. Земля, покрытая снегом, сверкала. На
белой глади четко выделялась черная фигура нашей матери. Мы провожали ее
глазами, пока она не скрылась за лесом.
В тот день мир мне казался удивительно чистым, прекрасным. Я был тогда
еще слишком мал, чтобы задумываться над тем, почему под этим чистым
счастливым небом так горька и беспросветна наша жизнь, так беден и убог наш
берестяной чум.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГДЕ СЧАСТЬЕ?

ГЛАВА 1. Я ПОПАДАЮ В БРЕВЕНЧАТЫЙ ЧУМ

Мне исполнилось десять лет. Наша семья стала убывать. Один за другим
уходили братья и сестры в батраки.
Однажды мать сказала:
- Кангый, ты уже выросла. Что тебе делать в таком чуме? Когда я ходила
в Сарыг-Сеп, Пора-Хопуй [Прокопий.] намекал, что пора отпустить тебя к нему
на работу.
Кангый тогда было шестнадцать лет. Она была рослая и стройная, как и
старшая сестра. Глаза у нее не как у нас - узенькие, а большие, раскрытые,
как будто она смотрит на что-то очень красивое и немножко удивляется.
Бывает, что одежда человеку к лицу, и это еще больше его украшает. Но
не знаю, что можно было об одеянии Кангый сказать в те дни, когда мы
посмотрели на нее по-новому, как будто увидели ее в первый раз, - ведь она
должна была от нас уйти. Я уверен лишь в том, что ее одежда, оставленная нам
бабушкой, не могла больше пережить ни одного поколения: она состояла из
кусочков протертой яманьей шкуры и сшита была шерстью внутрь, но эту шерсть,
редкую, сбитую временем, можно было видеть и снаружи сквозь дыры.
И даже в таком безобразном одеянии наша Кангый была красавицей.
- Никуда не пойду! - сказала Кангый, с укором глядя на мать. - Я буду
всегда жить с вами в нашем чуме.
Лишь через несколько дней мать уговорила Кангый и увела ее в Сарыг-Сеп
к Пора-Хопуй. Стояли тихие дни. От этого на водопаде еще громче пела Мерген.
А в нашем чуме стало тихо: мы с Пежендеем думали о Кангый. Когда мать с
Албанчи уходили странствовать, мы оставались теперь вдвоем.
Пежендей был на два года старше меня. Он был намного выше меня,
худощавый, костистый; казался спокойным и суровым, но был очень вспыльчив.
Мы часто с ним боролись. Иногда мне удавалось его повалить. Как он тогда
негодовал: вскочит с земли, сразу зарыдает и запрыгает, размахивая руками и
взвизгивая:
- Уйди! Уйди! Меньше крота! Кривола-а-а-пый! Свалил человека! Уйди-и-и!
Я торжествовал. Теперь приходил мой черед наставлять Пежендея.
- К чему же людям бороться, если нельзя повалить? Для этого и
борются... Ты сам виноват. - Я начинал кружиться вокруг Пежендея, распластав
руки и горделиво покачивая головой, как настоящий борец, одержавший победу