"Джон Толанд. Последние сто дней рейха " - читать интересную книгу автора

разговариваю с вами в последний раз. Завтра не будет никаких разговоров!".
Когда Миколайчик рассказал об этом разговоре своему кабинету, то все,
как он и предполагал, с негодованием отказались принимать поспешное решение.
Осаждаемый с двух сторон, Миколайчик подал заявление об отставке.
Именно на фоне этих событий, подозрений и интриг происходило обсуждение
польского вопроса между Стеттиниусом и Иденом на борту "Сириуса" утром 1
февраля. Для обоих было ясно, что признание Польского комитета национального
освобождения (Люблинского), контролируемого коммунистами, будет с
негодованием встречено как в США, так и в Великобритании. Для Идена
единственным выходом было создание "нового временного правительства в Польше
с обещанием проведения свободных выборов, как только это позволят условия".
После разговора Иден записал в своем дневнике, что "по всем главным вопросам
достигнуто полное взаимопонимание" и что он постарался сделать все, чтобы
"поторопить Эда взять на себя (американцев) хлопоты по этому вопросу. Мы
полностью поддержим их, но необходимо передать ход, а совместно мы сделаем
все возможное".
Гармонию между дипломатами нарушили трения между военными, когда
начальники Объединенного штаба встретились после обеда и вновь обсудили
кампанию на Западном фронте. Маршалл попросил провести закрытое совещание,
чтобы можно было поговорить обо всем более откровенно. Когда из помещения
вышли секретари, Маршалл стал настаивать, чтобы план Эйзенхауэра был принят
без лишних дебатов. Брук откровенно отказался и предложил "принять его к
сведению".
Это был один из редких моментов, когда Маршалл вышел из себя. С
яростью, которая заставила участников совещания невольно вздрогнуть, он со
всей прямотой высказал свое мнение о Монтгомери, который, по его мнению,
стоял за возражениями британцев, и затем официально заявил, что если план
Эйзенхауэра не будет принят, то он порекомендует ему снять с себя полномочия
Верховного главнокомандующего - другого выхода он не видит.
Таким образом, встреча, целью которой была подготовка конференции в
Ялте, сама создала кризисную ситуацию.
Несколько часов спустя Стеттиниус и Гопкинс обедали на "Орионе" вместе
с Черчиллем и Иденом. Черчилль выразил озабоченность по поводу страданий
человечества. Глядя на мир, он видел лишь печаль и кровь и сделал вывод, что
послевоенный мир и стабильность зависят от того, насколько гармоничными
будут отношения между Великобританией и Америкой. Это было не единственным
проявлением пессимизма. Еще за три недели до встречи премьер-министр
телеграфировал Рузвельту: Эта конференция может стать вполне судьбоносной,
поскольку проводится в момент, когда великие союзнические державы так
разделены и перед нами расстилается тень войны. В данный момент я думаю, что
конец этой войны может принести больше разочарований, чем прошлая война.
Поскольку не только Большая Тройка, но и западные партнеры стали даже
более разделены, то если бы Великобритания и Америка не разрешили свои
противоречия на следующий день, то надежды на достижение успеха в Ялте
оказались бы ничтожными.
В 9 часов 35 минут 2 февраля "Куинси" прошел через проход в
противолодочных заграждениях на входе в бухту Валлетты. Стояло теплое
безоблачное утро. По обеим сторонам канала собрались толпы народа - все
пришли посмотреть на человека в коричневом пальто и твидовой шляпе,
сидевшего на мостике. "Куинси" медленно прошел мимо стоявшего у причала