"Джон Толанд. Последние сто дней рейха " - читать интересную книгу автора

это занимает, а русские находятся уже в шестидесяти километрах от Берлина.
Члены Объединенного комитета начальников штабов уже собирались уйти,
когда посол Гарриман и Стеттиниус вышли на балкон с тремя чиновниками из
госдепартамента: Фриманом Мэттьюсом,[12] Чарльзом Боуленом[13] и Элджером
Хиссом.[14] Стеттиниус попросил начальников штабов остаться и выслушать
позицию госдепартамента. Стеттиниус, не раз получавший советы от Мэттьюса,
перечислил вопросы, которые следовало рассмотреть Большой Тройке. Главными
среди них были Польша, создание ООН, вопрос устройства послевоенной Германии
и разрешение противоречий между китайским правительством и коммунистами.
Единственным, кто не принимал участия в дискуссии, был Хисс.[15] Президент
согласился с делегацией, что не следует признавать прокоммунистическое
правительство в Люблине, и попросил подготовить документ, который он мог бы
передать Черчиллю и Сталину.
Сталин прибыл в свою резиденцию в то же утро после долгой и
утомительной поездки из Москвы на поезде. В три часа, по пути на первое
пленарное заседание в "Ливадии", он заехал во дворец Воронцова, чтобы отдать
дань уважения Черчиллю. Сталин выразил оптимизм по поводу хода войны: у
Германии не хватает хлеба и угля, а транспортная система основательно
нарушена.
"Что вы будете делать, если Гитлер двинется на юг, к Дрездену,
например?" - спросил Черчилль. "Мы пойдем вслед за ним", - ответил спокойно
Сталин и добавил, что Одер более не является препятствием. Более того,
Гитлер разогнал всех лучших генералов, за исключением Гудериана, и вообще
он - "авантюрист". Нацисты проявили глупость, оставив одиннадцать
бронетанковых дивизий вокруг Будапешта. Неужели они не понимают, что
Германия более не является мировой державой и не в состоянии держать свои
силы повсюду? "Они это поймут, - заметил мрачно советский лидер, - но будет
слишком поздно".
Сталин извинился и поехал в "Ливадию" в большом черном "паккарде" с
Молотовым и переводчиком, собираясь заехать с визитом вежливости к
Рузвельту. В 16. 15, за сорок пять минут до открытия конференции, Рузвельт
их принял в кабинете. Кроме Рузвельта там находился только Боулен, довольно
бегло говоривший по-русски. Поблагодарив Сталина за усилия по созданию
обстановки комфорта и удобства, Рузвельт шутливо заметил, что во время
морского путешествия американцы заключали пари: дойдут ли русские до Берлина
раньше, чем американцы до Манилы? Сталин подтвердил, что американцы,
вероятно, достигнут своей цели раньше, поскольку "в данный момент за Одер
идут тяжелые бои".
Рузвельт рассказал Сталину о своих впечатлениях от поездки по Крыму и
сказал, что поражен масштабами разрушений и это сделало его "более
кровожадным" по отношению к немцам, чем еще год назад. Сталин ответил, что
все стали более кровожадными по отношению к Германии, но разрушения в Крыму
не идут ни в какое сравнение с тем, что фашисты натворили на Украине.
"Немцы - дикари и ненавидят садистской ненавистью творческий труд людей".
Кратко обсудив военную обстановку, Рузвельт спросил Сталина, как тот
поладил с генералом де Голлем на декабрьской встрече в Москве.
"Я не считаю де Голля очень сложным человеком, - ответил Сталин. - Но я
считаю, что он нереалистичен в том смысле, что Франция сделала небольшой
вклад в войне и тем не менее требует одинаковых прав с американцами,
британцами и русскими, которые вынесли основное бремя войны".