"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

мать, жену и шестерых детей. Я спросил его, может ли он сказать откровенно,
что бы он сделал, если бы получил такое объявление Шамиля. Хаджи-Мурат
поднял глаза и руки к небу и сказал мне, что все в руках бога, но что он
никогда не отдастся в руки своему врагу, потому что он вполне уверен, что
Шамиль его не простит и что он бы тогда недолго остался в живых. Что
касается истребления его семейства, то он не думает, что Шамиль поступит так
легкомысленно: во-первых, чтобы не сделать его врагом еще отчаяннее и
опаснее; а во-вторых, есть в Дагестане множество лиц очень даже влиятельных,
которые отговорят его от этого. Наконец он повторил мне несколько раз, что
какая бы ни была воля бога для будущего, но что его теперь занимает только
мысль о выкупе семейства; что он умоляет меня, во имя бога, помочь ему и
позволить ему вернуться в окрестности Чечни, где бы он, через посредство и с
дозволения наших начальников, мог иметь сношения с своим семейством,
постоянные известия о его настоящем положении и о средствах освободить его;
что многие лица и даже некоторые наибы в этой части неприятельской страны
более или менее привязаны к нему; что во всем этом населении, уже покоренном
русскими или нейтральном, ему легко будет иметь, с нашей помощью, сношения,
очень полезные для достижения цели, преследовавшей его днем и ночью,
исполнение которой так его успокоит и даст ему возможность действовать для
нашей пользы и заслужить наше доверие. Он просит отослать его опять в
Грозную, с конвоем из двадцати или тридцати отважных казаков, которые бы
служили ему для защиты от врагов, а нам - для ручательства в истине
высказанных им намерений.
Вы поймете, любезный князь, что все это очень озадачило меня, так как,
что ни сделай, большая ответственность лежит на мне. Было бы в высшей
степени неосторожно вполне доверять ему; но если бы мы хотели отнять у него
средства для бегства, то мы должны были бы запереть его; а это, по моему
мнению, было бы и несправедливо и неполитично. Такая мера, известие о
которой скоро распространилось бы по всему Дагестану, очень повредила бы нам
там, отнимая охоту у всех тех (а их много), которые готовы идти более или
менее открыто против Шамиля и которые так интересуются положением у нас
самого храброго и предприимчивого помощника имама, увидевшего себя
принужденным отдаться в наши руки. Раз что мы поступили бы с Хаджи-Муратом,
как с пленным, весь благоприятный эффект его измены Шамилю пропал бы для
нас.
Поэтому я думаю, что не мог поступить иначе, как поступил, чувствуя,
однако, что можно будет обвинить меня в большой ошибке, если бы вздумалось
Хаджи-Мурату уйти снова. В службе и в таких запутанных делах трудно, чтобы
не сказать невозможно, идти по одной прямой дороге, не рискуя ошибиться и не
принимая на себя ответственности; но раз что дорога кажется прямою, надо
идти по ней, - будь что будет.
Прошу вас, любезный князь, повергнуть это на рассмотрение его
величеству государю императору, и я буду счастлив, если августейший наш
повелитель соизволит одобрить мой поступок. Все, что я вам писал выше, я
также написал генералам Завадовскому и Козловскому, для непосредственных
сношений Козловского с Хаджи-Муратом, которого я предупредил о том, что он
без одобрения последнего ничего сделать и никуда выехать не может. Я ему
объявил, что для нас еще лучше, если он будет выезжать с нашим конвоем, а то
Шамиль станет разглашать, что мы держим Хаджи-Мурата взаперти; но при этом я
взял с него обещание, что он никогда не поедет в Воздвиженское, так как мой